Велизар (горько). Письма?
Петринский. Да! Да! Неопытные любовники увековечивают свою глупость в письмах!
Теодосий. Мария! Неужели любовь, которой ты сочувствовала, теперь кажется тебе подлостью?
Мария. Выходит, любовь – главное ее занятие в жизни.
Глафира (гордо). Да! Центр моей жизни – любовь! Настоящим мужчинам нравится моя любовь, а пресыщенным донжуанам – твое целомудрие!
Мария. Дело вкуса! Позволь мне самой судить о моем муже!
Глафира (язвительно). У меня тоже есть основания о нем судить.
Петринский (Глафире). Разумеется! У тебя больше опыта!
Теодосий (громко и гневно). Перестаньте! Почему вы все так беспощадно набрасываетесь на беззащитную женщину? Чего вы хотите от нее? Побить каменьями в эпоху социализма?
Петринский. Такие женщины, как она, были необходимы во все эпохи.
Глафира (гордо и очень взволнованно). Да! Такие женщины, как я, открывали человечеству жестокую истину униженной любви! Мы были единственным наслаждением рабов! Паше остроумие ценили философы! О нас писали стихи поэты! (Петpuнскому.) Смейся сколько угодно, ничто не может затронуть мое человеческое достоинство… Хотя я и была для тебя и для других лишь несчастной… содержанкой! (После паузы, тихо, Велизару.) А ты женился на мне, даже после того как я тебе обо всем рассказала! Нет, не улыбайся так горько! Ты не стал из-за этого смешон, напротив – вырос! Поверь, я искренне тебя любила. Но во мне, наверное, есть что-то испорченное, сломанное жизнью… Я думала, что всю жизнь буду тебе благодарна, а вместо этого вовсе потеряла над собой контроль… не заботилась о доме, пускала на ветер твои деньги! Клялась быть верной тебе, а дрожала от волнения, когда к нам приходил Теодосий! Прости меня! Такая я! Может быть, после первого падения в женщине поселяется какой-то червь, который разъедает ее волю и делает ее недостойной свободы! (Задыхается от рыданий.)
Пауза. Все сидят неподвижно. Только Петринский вертит на пальце брелок с ключами и время от времени бросает на Глафиру враждебные и подозрительные взгляды.
Теодосий (Ане). Ана! Мне выпало большое испытание! Мой поступок затрагивает принципы, в которые мы верили… за которые боролись! А ты молчишь!
Ана (строго). Чего ты от меня хочешь?
Теодосий. Я не могу… не имею права не интересоваться тем, что ты думаешь!
Ана (саркастически). Странная озабоченность! Ты хочешь, чтобы я тебя оправдала? Хорошо! Что касается твоего принципа свободы чувств, я тебя оправдываю! Никто в нашем новом обществе не имеет права обязать мужчину или женщину оставаться с тем, кого они не любят! Если другая женщина нравится тебе больше, иди к ней. Но я не могу простить тебе того, как ты поступил с женой, которая тридцать лет была тебе верным другом… как подло ты поступил с товарищем, с которым не раз встречал смерть! (Взволнованно.) Ты, Теодосий Миронов! Ты превратился в ничтожество, перестал существовать в моих глазах как нравственная личность… как человек! Вот что меня больше всего потрясло! Вот что не позволяет мне сочувствовать драме твоей жизни! Вот что заставляет меня спрашивать себя, тот ли ты мужчина… единственный мужчина… которого я любила всю жизнь! Ты, может быть, ждал, я буду великодушной, прощу тебя, соглашусь на развод! Я бы согласилась, если бы была уверена, что твой поступок – следствие настоящей любви! Но разве настоящую любовь можно построить на подлости и лжи? (Громко и решительно, поднимаясь.) Нет! Я не допущу, чтобы ты совершил преступление перед обществом и своей собственной совестью! (Гневно.) Какой морали ты служишь? Чего стоит твоя прихоть в сравнении с общественным долгом, с обязанностью быть честным по отношению к жене и товарищам! Оставайся с Глафирой, если совесть позволяет тебе забыть Велизара! Подай заявление о разводе, если тебе не стыдно перед женой, с которой ты делил до сих пор все испытания! Я откажу тебе в разводе!
Теодосий (глубоко взволнованный, встает). Ана! (Хватается за голову.)
Третье действие
Та же обстановка. Вторая половина дня. Солнечно. Петринский в своем кабинете за письменным столом рассматривает в микроскоп препараты. Mария, в светлом платье, входит в холл. В руках у нее поднос.
Мария (сухо). Где ты будешь пить кофе?
Петринский. Там! (Показывает на стол в холле.)
Мария ставит поднос на стол и наливает кофе.
(Садится к столу.) Хм. (Довольно потирает руки.) Гистологическая картина вполне подтвердила мои предположения! Вот тема, над которой ты сможешь работать в клинике!
Мария (подает ему кофе). Прекрати комедию! Терроризируешь жену разводом и собираешься вести с ней научную работу в своей клинике.
Петринский. Развод есть развод! Не понимаю, почему он должен мешать научной работе.
Мария (с иронией). Значит, ты предполагаешь, что я поступлю в твою клинику?
Петринский. А почему бы и нет?
Мария (смотрит на него сердито, после паузы). Ты и правда возмутительно играешь людьми. Странно, как Ана и Теодосий этого не замечают.
Петринский. У Аны и Теодосия нет времени подозревать меня в глупостях, как это делаешь ты.
Мария. А почему ты не хочешь, чтобы я ушла из дому?
Петринский. Я хочу, чтобы все прошло тихо и спокойно. Потом можешь уходить.
Мария (с досадой). Хватит! Для тебя развод – фарс, а для меня – несчастье! (Гневно.) И почему это так необходимо сегодня всем собираться? Я больше не могу выносить Глафиру!
Петринский (с удовольствием пьет кофе). Нужно, милая! Нужно договориться, чтобы не допустить неприятные противоречия! Наши разводы, так сказать, взаимно обусловлены. Кроме того, Ана продолжает упорствовать.
Мария. Значит, ты боишься, что мы не получим развода?! Так?
Петринский. Да, милая! Откровенно говоря, боюсь!
Мария (гневно). А тогда зачем ты женился на мне?
Петринский. Потому что поверил в твой ум! Вообразил, что твоя любовь зиждется на разуме! Передо мной ты трепетала от волнения, а ухаживания твоих мальчишек-коллег оставляли тебя равнодушной.
Мария (саркастически). Да! Меня не волнуют глупые мужчины! Но я никогда не предполагала, что твой ум растопчет мою свободу.
Петринский. Не ум, а глупость – враг свободы! Я стал тираном, после того как начал подозревать тебя в глупости.
Мария (с презрительным удивлением). Подозревать меня в глупости? Меня?
Петринский. Да! Твоя дружба с Глафирой была глупостью! Вот! Довела нас до развода!
Мария (гневно вспыхивает). Хватит говорить о Глафире! Не Глафира, а твой страх перед будущим – причина нашего развода!
Петринский (насмешливо). Да, верно. Ну, и что тут неестественного?
Mapия. Мне просто жаль тебя! Ты сам испорчен, оттого и меня подозреваешь в подлости! (Неожиданно вспыхивает.) Но почему это я должна расплачиваться за безобразия других твоих женщин?
Петринский (удивлен, насмешливо.) То есть как это почему? Ты стала на них похожа. Сегодня сводница, завтра любовница!
Мария (громко и гневно). Я тебе запрещаю употреблять при мне такие выражения.
Петринский. Почему? Это юридические термины!
Mария. Прибереги их для Спиридона! (После паузы, презрительно.) Это он будет докладывать суду о состоянии нашего брака?
Петринский. Судьи не любят подобных докладов! Они ими сыты по горло! Спиридон выигрывает бракоразводные процессы только потому, что умеет молчать перед судьями как рыба!