— Где тебя носило? — спрашивает она, моля меня ответить. — Я думала… думала…
— Прости! Я просто выходила, ну, знаешь, бегать.
— Бегать? Убегать прочь? Куда бегать?
— Просто… вокруг. Мне нравится бегать.
Она смотрит на меня с тем же беспокойством, с каким смотрела вчера. Я скрещиваю руки на груди, испытывая раздражение. И затем, как будто вся ситуация не была достаточно смехотворной, из-за бабушкиного плеча показывается голова. Очень знакомая голова с мелированными волосами и исключительной, ослепительной улыбкой.
— Джессика Бим? Как же замечательно! Что за великолепная, невероятная идея использовать лифчик как браслет. Ты такая изобретательная!
Какого лешего Валентина Смит делает в доме моей бабушки?
Глава двенадцатая
Достойная женщина всегда уравновешена. Она должна быть образцом спокойного и умиротворенного темперамента, даже когда она выведена из себя.
Матильда Бим, руководство «Как быть достойной женщиной», 1959
— Я не могу поверить. Просто не могу поверить, — повторяет Валентина. — Я слышу этот прекрасный голос и думаю, разве такое возможно? Может ли из всех людей именно Джессика Бим быть здесь? А вот и ты!
Мы перенеслись в гостиную комнату и теперь восседаем перед бабушкиной бирюзовой шелковой оттоманкой, на которой стоит оловянный поднос, полный причудливых принадлежностей для чаепития. Валентина разливает чай по чашкам так уверенно, словно это ее дом, и это мы у нее в гостях. До меня дошло, что это Валентина Смит — та важная шишка из издательства, собиравшаяся приехать обсудить книги бабушки, и именно о ней упоминала Пич. «Саутбанк пресс». Ну конечно. Как Саммер и сказала, они издают всех.
Но не, черт подери, меня.
Я приветственно киваю, но не отвечаю на улыбку Валентины. Эта женщина заставила нас с Саммер поверить, что сделка на выпуск книги будет заключена, а затем отменила ее из-за того, что я оскорбила ее бывшего. Ладно, случайно вылила на него шампанское. Но все же. Ей так понравилась идея, и отказаться от нее из-за того, что произошло на вечеринке, мне кажется немного странным.
— Боюсь, я не понимаю, — фыркает бабушка, зыркая то на меня, то на Валентину своими ясными голубыми глазами. — Вы знакомы?
— Ох, Матил, мы с Джесс старые друзья. — Валентина отбрасывает свои идеально окрашенные локоны назад, мягко смеясь. — Такая жалость, что я не могу остаться надолго, потому что это, — она указывает пальцем на меня, а потом на бабушку, — такой замечательный момент. Бабушка и внучка! Джессика, а ты темная лошадка. Ты не упоминала о таком уважаемом книжном наследии. Бим. Ну конечно! Я должна была догадаться! Обе писательницы, обе невероятно талантливые. Матил, ты можешь поверить, что Джессика отклонила предложение «Саутбанк пресс»? Кажется, мне раньше никогда не отказывали. Я жутко разочаровалась. Я сломала свой офисный холодильник, так я была разочарована. Теперь он уничтожен, как и мое сердце.
Отклонила предложение? Стойте, что?
— Я не отклоняла предложение, — возмутилась я. — Это вы отказали нам!
Валентина нахмурилась.
— Я же сказала тебе на вечеринке! Это было почти что заключение сделки. Конечно, я была слегка навеселе, но что касается книг, я никогда не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять. Когда Саммер сказала, что ты решила идти в другом направлении, в мир телевидения, и все в таком духе, у меня было разбито сердце. Мне казалось, у нас была связь, у тебя и меня! Не нужно смущаться, Джесс. Я не могу заполучить всех, хотя, — продолжает она тише, — обычно так и бывает…
Я не могу поверить. Саммер меня поимела. У нас было предложение на книгу «Саммер в городе», а она его отвергла из-за какого-то заинтересованного модного американского телепродюсера, и я ей была не нужна. Я могла бы ей понадобиться для издания книги. Какого черта? Разочарование клещами впивается в мой пустой желудок. А что хуже всего, так это то, что я нихрена не могу с этим поделать.
— Джессика, ты писательница? — спрашивает бабушка, наклоняясь в кресле.
— Почти что опубликованная, — бормочу я мрачно. Гребаная Саммер.
— Джессика — потрясающая писательница, — говорит Валентина бодро, а затем замолкает. — Стойте. Почему вы этого не знали, Матильда? Вы же ее бабушка.
— Это длинная история, — отвечаем мы с бабушкой одновременно.
— Я обожаю длинные истории. Как же жаль, что мне нужно бежать. Джесс, может, ты как-нибудь расскажешь мне ее за стаканом джина с тоником? Напиши мне на электронную почту, и мы назначим встречу. — Она поворачивается к бабушке. — И снова, Матильда, мне очень жаль, что я не могу сделать вам предложение о переиздании.
Бабушка поднимается со стула и одну тонкую руку беспокойно накрывает другой.
— Мисс Смит, я молю вас передумать. Современные женщины могли бы многому научиться благодаря моим книгам и моему многолетнему опыту. То, как они ведут себя сейчас… Никакой грации! Никаких манер! Никакого умения ухаживать за домом! Каким же это образом они должны найти достойного мужчину?..
Она умолкает и устремляет взгляд на ярко-розовый лифчик, обмотанный вокруг моего запястья. Я отвязываю бюстгальтер и убираю его под задницу.
— Ох, Джесс, помоги мне пояснить дорогой, пожилой Матильде, — просит меня Валентина, благоразумно смотря на дедушкины часы. — Возможно, тебя она послушает. «Саутбанк пресс» не может переиздавать руководства «Как стать достойной женщиной» пятидесятых годов, потому что они попросту не будут продаваться в 2014 году. Мои руки связаны.
Большие глаза бабушки за красными вытянутыми очками начинают слезиться. Она выглядит такой отчаявшейся. Мне даже жаль ее. Но Валентина права.
— Прости Матильда, то есть бабушка. Боюсь, ни одна знакомая мне молодая женщина не воспользуется старомодными советами в наши дни, — говорю я мягко. — Они просто неактуальны. То есть, мы думаем совсем иначе.
Бабушка вздыхает, возводя руки к небу в негодовании.
— Ты, моя дорогая, женщина, которой почти тридцать, и у тебя нет мужа! Это все непостижимо. Это… грустно.
— Ай, мне не грустно! — возмущаюсь я, поднимаясь с дивана. — Мне не «почти тридцать», мне двадцать восемь. И, не считая того, что замужество само по себе глупая затея, я сама выбрала быть одинокой. Мне нравится, как я живу. Нравится то, кем я являюсь. Молодой, одинокой и заводной. Я феминистка и независимая женщина, и мне это нравится! Я тружусь изо всех сил, иду напролом, отрываюсь до последнего и делаю все, что, черт подери, взбредет мне в голову, ясно? Это все противоположность грусти.
— Браво, Джессика! — аплодирует Валентина. — Браво!
— Боже мой. Боже мой! — Бабушка прижимает обе дрожащие руки к ее щекам. — То есть, ты хочешь сказать, что выбрала себе такую жизнь? Я-то думала, что это все… из-за нервного срыва. Господи милостивый. Так это значит, что цвет твоих волос — осознанное решение, а не крик о помощи?
Я прямо-таки задыхаюсь. За слезящимися глазами и обеспокоенными взглядами у Матильды Бим есть своя твердая точка зрения с половиной! И она не закончила.
— У тебя нет работы, Джессика. Нет дома. Ты пришла ко мне за деньгами, дорогая. Выбранный тобой жизненный путь, похоже, делает тебя не очень-то счастливой.
— Боже, — произносит Валентина, вполне довольная собой. — Боже.
— Оставь мои прелестные платиновые волосы в покое! — вою я. — Прямо сейчас я не очень счастлива, признаю. Все, вообще-то, довольно дерьмово. Но, в целом, я счастлива! У меня больше свободы и прав, чем когда-либо было у тебя. Это потрясающе. И не похоже, чтобы ты была в прекрасной форме, не так ли? Ты на мели, у тебя целые захоронения твоих хреновин, а еще у тебя есть комната, полная фарфоровых кукол! Я почти уверена, что твои жизненные советы не прокатят для крутых, жестких молодых современных женщин.