— Знаешь, я не уверен в этом. Она безумно любила отца, но ненавидела коммерческое искусство, считала, что оно бездушное… — Он поворачивается лицом ко мне. — Хочешь посмеяться?
— Всегда.
— Иногда меня беспокоит, что мама была бы разочарована, узнай она, что я присоединился к отцовскому бизнесу. Будто я подвел ее.
— Это не смешно, — качаю я головой. — Мамы умеют забраться под кожу, даже если их больше нет с нами. Тебе же нравится то, что ты делаешь?
— У меня получается, я полагаю. Знаешь, мама всегда хотела, чтобы я стал художником. Когда мне было четырнадцать, я выиграл школьное художественное соревнование и никогда не видел ее более гордой.
Он кажется тоскующим. Я вспоминаю набросок лодки.
— Тогда почему ты не займешься этим? — Я пожимаю плечами. — Будь художником. Если это то, что ты любишь. У тебя достаточно таланта.
Лео громко гогочет, и из-за этого взрыва хохота я даже подскакиваю. Он проводит рукой по волосам, взъерошивая уложенную челку, и та больше не выглядит так строго.
— Ах, нет, это всего лишь несбыточная мечта, так, мысли перед сном. Не относящиеся к реальности. Мои наброски так себе, а в «Вулф Фрост» я отлично справляюсь. Однажды отец передаст мне компанию, и ни один мужчина не станет воротить нос от подобной перспективы. У меня все предопределено. Я очень счастливый человек.
Он награждает меня уверенной улыбкой. Эту улыбку я видела на снимках папарацци. Но на мгновение она дрогнула.
— Только потому, что тебе что-то дают, не значит, что ты должен это принимать, — говорю я тихо. — Мы оба знаем, что жизнь слишком коротка и непредсказуема, чтобы не делать то, чего желаешь на самом деле.
Я задумываюсь о том, чего хочу я. Милая вилла на пляже в отдаленном местечке. Но на этот раз картинка выглядит подернутой дымкой, не такой четкой, как обычно.
Лео медленно кивает.
Я изучаю его надменные черты лица, его слегка длинноватый нос, высокие скулы, подбородок, как у телезвезды, длинные ресницы, умные зеленые глаза, и нарушает пропорциональность черт лишь пролегшая между бровями складка. Хм-м. Это часть игры? Какой-то ход с «беспокойной душой», чтобы я захотела переспать с ним? Судя по словам Валентины, в случае с Лео ни в чем нельзя быть уверенной… Но он точно не стал бы задействовать смерть матери. Даже отъявленный мудак не стал бы так делать.
Лео приближается ко мне и подталкивает меня плечом.
— Итак, Роуз была твоей мамой? — спрашивает он низким голосом. — Женщина из твоих стихов.
Внезапно сердцебиение ускоряется. Становится слишком быстрым. Я не хочу отвечать на этот вопрос. И уж точно я не хочу говорить о своей маме с Лео Фростом.
— Ты погляди, наши пятнадцать минут прошли! — восклицаю я так громко, что эхо отскакивает от стен еще трижды. Я поднимаюсь со скамейки с ослепительной улыбкой. — Нам, вероятно, следует спуститься, — говорю я немного спокойнее. — Не хотелось бы навлечь на себя гнев Теренса!
— Оу. — Лео кажется испуганным. Он тоже поднимается и следует за мной через арку. — Ну да, конечно. Теренс может быть устрашающим, когда не исполняет указания. Прямо как Халк. Наверное, продолжим разговор в другой раз?
Нет, если я что-нибудь придумаю.
Но я этого не говорю. Вместо этого я энергично киваю, как открытая и участливая спутница, какой и должна быть.
Пока мы ждем вызванный лифт, чтобы вернуться на первый этаж, я размышляю о цели сегодняшнего свидания. Расположить Лео к тому, чтобы он поделился своими надеждами и мечтами.
Как мне, черт подери, сделать это, если он отрекся от них?
Дневник Роуз Бим
21 Июня 1985
Возобновление клятв прошло великолепно. Увидев, как мама с папой любят друг друга, я поняла, что приняла правильное решение быть честной насчет Тома. Он явился на вечер в строгом смокинге, который, без сомнений, одолжил. Было странно видеть его в неяркой одежде, и как только он приехал, мне сразу стало ясно, что ему предельно некомфортно. Я представила его родителям как моего парня, и хотя у мамы расширились ноздри, все прошло так, как мне и представлялось, сцену никто не закатывал. Папа пожал Тому руку и пригласил его завтра на ужин. Том был взволнован, да и я тоже. Найджел Пембертон весь вечер стрелял в меня многозначительными взглядами. Том посчитал, что это уморительно, и мы не могли перестать хихикать. Бедный Найджел.
Глава двадцать шестая
Если вы будете следовать моим советам и инструкциям, то мужчиной вашего сердца захочет стать не один Достойный Джентльмен, потому кому-то придется отказать. Сделайте это сочувственно, с добротой и уважением. Сердце — хрупкий орган, и обращаться с ним нужно соответственно.
Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955
Когда выставка работ Ван Гога подходит к концу, мы выходим в теплую ночь и через Трафальгарскую площадь возвращаемся к шумной дороге, где дожидаемся вызванную Лео машину, чтобы та доставила меня домой. Пока мы ждем, я наблюдаю за ближайшими фонтанами, разукрашенными яркой разноцветной подсветкой. Мерцающие струи воды почти гипнотизируют, и не потому, что я все-таки пила шампанское, чтобы приглушить неприятные ощущения, вызванные глубоким разговором со смыслом. Я фыркаю себе под нос, и звук уносит порыв легкого ветра.
Лео медленно разворачивает меня, тянется к очкам, мостящимся у меня на голове, и забирает их, чтобы надеть на себя. Смотрится нелепо.
— Люсиль, я в них сексуальный? — спрашивает он как ни в чем не бывало. — Я прямо чувствую, что выгляжу сексуально.
— Очень сексуально, — отвечаю я, посмеиваясь.
— Так и знал. — И в очках от «Шанель» с оправой «кошачий глаз» он, широко расставив руки, идет по улице подчеркнуто мужественной походкой. В это время нас минуют туристы среднего возраста. — Приветствую, — здоровается с ними Лео низким, хорошо поставленным голосом. — Прелестный вечер.
Пара испуганно торопится прочь, бормоча что-то о Лондоне и отклонениях.
Я хихикаю. Я правда не собиралась искренне смеяться над чем-то, что сделает Лео… Но должна признать, он забавный. Да и какое облегчение — наконец посмеяться после созданной наверху, в зале да Винчи, атмосферы уныния.
Сняв очки, Лео возвращает их и становится передо мной.
— Ты мне нравишься, — признается он, как будто ставит перед фактом, а за его спиной тем временем проносится красный автобус.
— Ох, Лео, ты мне тоже нравишься! — отвечаю я незамедлительно мягким голосом с хрипотцой.
Он улыбается, прищурившись.
— Ты другая. То есть… отличаешься от всех, с кем я когда-либо…
Спал?
— …виделся. Мне уютно с тобой, и мне это нравится. Ты уникальная и… И необычная.
Необычная. Снова это слово. Черт, из-за винтажной одежды и милого и старомодного поведения он думает, что я какая-то мечтательная фея-маньячка. Что-то типа нежной Зоуи Дешанель[57] в причудливых платьях и шляпках. Если бы это не было такой сильной промашкой, ты было бы страшно смешно.
Я поднимаю на Лео взгляд и прикидываюсь скромной.
— Спасибо. Очень мило с твоей стороны.
Он подходит ближе и заправляет мне за ухо локон.
— Я серьезно, Люсиль. Мне нравится, какая… какая ты настоящая. В этом городе так много лжедрузей, людей, которых волнуют только статус, деньги, где их могут с тобой увидеть и кто твой чертов отец. Ты же… не такая. Ты — это ты. Ты хоть понимаешь, как это оживляет?
О мой бог.
— И я не хочу словить Тома Круза[58], — продолжает Лео, убирая руки в карманы брюк. — Особенно учитывая, что у нас было всего три встречи, но… Я подумал, что должен сказать тебе, чтобы ты просто знала, насколько мне нравишься. И я не часто такое чувствую. Точнее… никогда. Это все, честно.
Лео вытаскивает руки из карманов, берет за руку меня и указательным пальцем водит по моей ладони туда-сюда. Затем легко пожимает плечами и застенчиво смотрит мне в глаза.