После четырех гудков следует ответ.
— Алло?
— Могу я остаться у тебя на ночь? — спрашиваю я без предисловий.
— Да. — Просто и коротко. — За тобой нужно приехать?
— Нет, не нужно. Я вызову такси.
Я быстро звоню в такси, забираю ноутбук, надеваю кроссовки и, проносясь мимо громко рыдающей бабушки, выбегаю на улицу, чтобы подождать машину, которая отвезет далеко отсюда.
Стоит только переступить порог дома, и я наконец даю волю слезам, что сдерживала последние десять лет.
Глава тридцать четвертая
Разочарование неотвратимо в этой жизни. Но Достойная Женщина может перенести почти все, терпеливо и стоически переждав шторм.
Матильда Бим, «Как быть Достойной Женщиной», 1959
Плакать довольно странно. Это похоже на «Принглс» — начав, ты не можешь остановиться. И я в прямом смысле слова не могу остановиться.
Таксист достаточно вежлив, чтобы сделать вид, будто не слышит моих рыданий, шмыганий и завываний, доносящихся с заднего сидения. У меня даже нет салфеток, так что я утираюсь рукавом халата, который теперь в отвратительном состоянии.
Глаза заволакивают все накатывающие слезы, я выхожу из такси на Эдвард Стрит, в Бэйсуотер, где меня у входной двери ждет Джейми, укутанный в синий купальный халат. Он смотрит на меня с ужасом: я в халате, кроссовках, ковыляю к нему, едва способная стоять из-за жутких рыданий.
— Джесс? Тебе больно? — спрашивает он, заводя меня внутрь. — У тебя что-то болит?
Да. О да!
— Прости-и-и-и-и, — выдавливаю я дрожащим голосом. — У меня правда была к-кошмарная ночь, и я не плакала д-д-десять ле-е-е-е-ет, так что слез скопилось мно-о-о-ого, и это бе-е-е-есит.
Мы заходим в чистую, скромно обставленную комнату, темную из-за задвинутых штор.
— Садись, — говорит Джейми, указывая на мягкий, кажущийся удобным диван. Пойду поставлю чайник.
Я плюхаюсь на диван и на журнальном столике замечаю упаковку бумажных платков. Хватаю целую коробку, ставлю ее на колени и вытаскиваю сразу кучу бумаги, чтобы вытереть повлажневшее от слез лицо. Повторяю действие по необходимости, и вскоре платки заканчиваются.
— Принеси туалетную бумагу, — кричу я Джейми, находящемуся на кухне.
Джейми выходит из кухни с двумя чашками чая, над которыми поднимается пар, и рулоном бумаги подмышкой. Он спотыкается о край ковра и проливает чай себе на обнаженные ноги.
— Ай.
Он передает мне одну из чашек, и я делаю большой глоток. Слезы катятся так быстро, что одна за другой капают в чай. Поставив кружку на журнальный столик, я забираю у него рулон и бумагой промокаю лицо.
— Прости, — выдыхаю я, трясясь, — что разбудила тебя. Я не знала, кому еще позвонить.
— Не беспокойся об этом. — Он пожимает плечами, садится рядом, двумя руками сжимает чашку и зевает. — Итак, хочешь рассказать, что случилось?
Я киваю и глубоко вдыхаю. Затем рассказываю Джейми всю жалостливую историю.
Спустя рулон туалетной бумаги, еще три чашки чая и полтора часа Джейми знал все: о моей маме, об отце, которого, как я только что узнала, зовут Томас Труман и который может не знать о моем существовании и о бабушкиной лжи. Потом я рассказала о бале, о том, как Лео узнал о проекте, как признался мне в любви. Я опустила момент, что, возможно, тоже его люблю. Когда я закончила, лицо раскраснелось от слез, а нос полностью забился.
— Что мне делать? — интересуюсь я у Джейми. — Я не хочу все это чувствовать. Я всю жизнь защищала себя от подобных чувств. Как мне остановить это? Мне нужно перестать плакать. Ненавижу слезы! Я Гвинет Пэлтроу!
— Просто расслабься. Ты перестанешь плакать, когда будешь готова.
— Что? — ужасаюсь я, а по щекам текут свежие дорожки слез. — И все? Мне просто нужно дождаться, когда оно пройдет само? Да у меня будет обезвоживание!
Джейми мягко улыбается, поднимается и протягивает мне руку.
— Идем.
— Что? Куда?
— В постель.
Я впериваюсь в него взглядом. Я знала, что он похотливый, но хотеть секса после всего, что я рассказала?
— Спать, — добавляет он, обратив внимание на мое недовольство. Он зевает, я подхватываю, и мой рот сонно раскрывается.
— Ух, — ворчу я.
— Ты ничего не сможешь решить, пока не выспишься, — нежно сообщает Джейми.
Я киваю, тру нос, следую за ним по коридору и поднимаюсь по ступенькам, застеленным бежевым ковром. Из одной из комнат доносятся звуки скрипящей кровати вперемешку со сдавленными вздохами и стонами.
— Соседи, — кривится Джейми. — Иногда они рано встают. Идем, у меня есть беруши.
Комната Джейми просторная и убранная, в ней полы из светлого дерева, и в стеллажах полно медицинской литературы. Похоже на спальню студента, и полагаю, так и есть. Над рабочим столом я замечаю много фотографий. На фото Джейми с семьей и с друзьями, на паре из них он с племянником Чарли. В животе чувствую спазм от жалости к себе. Интересно, каково это — расти вот так. Окруженной нормальной, любящей, заботливой семьей.
Джейми скидывает халат, под ним на нем клетчатые боксеры и серая футболка с надписью «Базинга»[65]. Он забирается в кровать, а я подползаю к нему, подмечая, что одеяло приятно пахнет стиральным порошком. Я прижимаюсь к Джейми, и он обнимает меня. Очень удобно и безопасно. Почти сразу у него встает.
Я отдергиваюсь и поворачиваюсь к нему.
— Джейми! — ругаюсь я, морща нос. — Немного неуместно, не находишь?
— Прости, — отвечает он. — Естественная реакция.
Я фыркаю и разворачиваюсь обратно, прижимая голову к подушке.
— Разве что… это не поможет тебе, — добавляет он.
Он прав. Вероятно, это помогло бы мне. С Джейми все легко. Нет странных чувств, никакого колотящегося сердца, никаких сомнений. Никакой… любви.
— Спасибо, док. Но я просто хочу поспать.
Джейми приближается ко мне и целует в затылок. Протягивает пакетик с кислотно-желтыми берушами, и я тут же вставляю их в уши, чтобы не слышать шум, издаваемый его влюбленными соседями. Меньше чем через тридцать секунд я отключаюсь.
Следующим утром я просыпаюсь от звонка мобильного телефона. В горле болезненно дерет, в голове бьют барабаны. Ощущение, будто у меня паршивое похмелье, но я почти не пила. Я поворачиваюсь, но Джейми уже поднялся. Я хватаю телефон с прикроватного стола. Это Валентина. Наверное, звонит, чтобы узнать, как прошел бал. Черт.
— Привет, — отвечаю я сонно.
— Джесс, лавандочка моя, ты как?
— Э-эм…
— Слушай, боюсь, у меня для тебя грустные новости.
Я стремительно сажусь на кровати, из-за чего барабаны в голове начинают бить только громче. Ай.
— Что не так?
— К несчастью, этим утром первым делом мы получили запретительное постановление от Руфуса Фроста, касающееся «Как заполучить мужчину методами 1955 года».
— Что? Я не понимаю.
Голос Валентины раздается из динамика телефона четко и ясно.
— Он сказал, что если мы попытаемся опубликовать книгу, он засудит «Саутбанк Пресс».
— Но… мы же не собирались использовать в книге имя Лео?
— Да, но мы собирались подразумевать его — он же наш «вечный холостяк». Что было бы нормально, но теперь, когда ваше совместное фото появилось в «Телеграфе», а его публичное признание разлетелось по всем известным блогам и вскоре будет обсуждаться под всеми колонками со слухами будет очевидно, о ком идет речь. Боюсь, нет смысла спорить. И даже если бы мы могли законно обойти запрет, Руфус заявил, что Дэвис Артур Монблан никогда не будет частью компании, очернившей его племянника. А Дэвис Артур Монблан наш важнейший автор.
Сердце уходит в пятки. После всего случившегося даже не будет книги? Все было впустую?
— Я, твою мать, не могу поверить, — бормочу я в трубку, чувствуя подступающие слезы. — Почему ты не подумала об этом заранее?