Шарлотта вскочила. Если Джонатан был бледен по какой-то, одному ему известной причине, то Шарлотта была похожа на привидение с безумными глазами и белым как мел лицом.
— Джонатан, вы не можете уехать! Не можете бросить меня в такой момент.
Он, едва взглянув на нее, двинулся к двери.
— Джонатан...
— Ладно, не беспокойтесь насчет экипажа, — торопливо проговорил он. — Мне некогда его дожидаться. Я быстрее доберусь пешком.
Дверь за ним захлопнулась. Шарлотта тяжело опустилась в кресло.
— Ах ты трус! — прошептала она. — Трус!
Дэниел далеко не ласковым жестом отвел ее руки от бледного лица.
— Пора положить конец тайнам, — резко сказал он. — Давай не будем терять время, проливая слезы об этом негодяе. Пусть себе бежит. И пусть фурии преследуют его. Вы согласны со мной, мисс Херст?
Лавиния не знала, как выразить свою благодарность. Хотя буря все еще свирепствовала, день, казалось, стал светлее.
— Полностью согласна.
— Я думаю, он слишком легко отделался, но, по крайней мере, он удалился без того, за чем приехал. Не так ли, Шарлотта? — Дэниел пересек комнату и запер дверь на ключ. — Я думаю, ты прекрасно знаешь, в чем дело, и ты не выйдешь из этой комнаты, пока не расскажешь всю историю. Дядя Тимоти, мисс Херст, садитесь. Теперь мы одни. Выкладывай правду, Шарлотта. Сию же минуту.
Но даже сейчас, несмотря на непривычный холодный гнев в голосе мужа, Шарлотта смогла заговорить не сразу. У нее буквально не было слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. Ее дрожащие губы несколько раз раскрывались, но тут же беззвучно смыкались. Она тоже была загипнотизирована платьем, лежавшим на кресле. Судя по ее расширенным зрачкам, ей, по-видимому, представлялся призрак леди Тэймсон, облаченный в это платье.
Когда она наконец заговорила, голос ее звучал монотонно, слова были какие-то бессвязные, как у человека, бормочущего во сне. Что-то про похороны. Сначала Лавинии показалось, что она говорит о похоронах леди Тэймсон на сельском церковном кладбище, но потом она заговорила про кипарисы — какие они темные, а солнце такое горячее...
— Она хотела лежать в хорошей прохладной земле, — бормотала Шарлотта. — И я делала вид, будто...
— Делала вид, будто что? — Дэниел стоял очень близко, пытаясь понять беспокойный тихий шепот.
— Было уже слишком поздно, — сказала Шарлотта, вдруг широко раскрыв глаза. Она увидела Лавинию и, похоже, удивилась, все еще находясь во власти своего кошмара. — Мисс Херст! Почему вы не с Флорой? Вы уверены, что оставлять ее одну безопасно? Я думала, вы боитесь за нее. Она слишком богата для маленькой девочки. Для ребенка, который не может ходить, для калеки. И она получает наследство, в то время как Тедди, мой дорогой Тедди...
Заплетающийся голос умолк. Но ответ на странный вопрос наконец был дан. Покушение на жизнь Флоры предпринималось. Кем? Джонатоном Питом? Самой матерью девочки?
Лоб Шарлотты исказила гримаса боли.
— Джонатан заставил меня это сделать с помощью опия. Это было ужасно. Но он угрожал. Он хотел получить так много. Он ни о чем, кроме денег, не говорил.
— Как он мог требовать от тебя деньги? — спросил Дэниел. — Какое у него было на это право? Может быть, что-то произошло в Венеции? Ведь все началось там, не правда ли? Расскажи нам, Шарлотта.
Какое-то время казалось, что Шарлотта будет не в силах говорить, но она справилась со своим волнением и начала рассказывать весьма странную историю. Голос ее был слабым, но неожиданно спокойным.
Прибыв в палаццо своей тетки в Венеции, она уже застала лишь мертвое тело. Жившая в доме старая женщина сказала Шарлотте, что она появилась слишком поздно. Ее тетка умерла. Это было жестоким разочарованием, так как она не успела изменить завещание в пользу Шарлотты, как обещала, и все ее состояние отошло различным благотворительным обществам.
Старая женщина, англичанка по имени Спрот, была компаньонкой леди Тэймсон. У нее был единственный сын, Джонатан. Он тоже находился в палаццо, когда туда прибыла Шарлотта. Это он разработал хитрый план, который должен был обогатить Шарлотту и его самого.
У матери Джонатона было серьезное сердечное заболевание, и она едва ли могла рассчитывать долго прожить. Так почему бы ей не выдать себя за покойную контессу, которая лежала наверху в ожидании похорон? Собственно говоря, она уже начала выдавать себя за нее, так как доктору, который лечил контессу и подписал удостоверение о ее кончине, сообщили, что его пациенткой была миссис Амелия Спрот. Инициатором обмана был Джонатан. Он предвидел, что Шарлотта согласится с его мнением: было бы безобразием уступить все это громадное состояние каким-то филантропам. Оно по праву принадлежит Шарлотте и, конечно, ему, Джонатону, за его помощь в осуществлении столь дерзкого замысла. Правда, он обещал не быть особенно жадным. Он говорил, что потребует для себя небольшую долю, ну, может, каких-нибудь двадцать тысяч фунтов. Получив эти деньги, он навсегда исчезнет из жизни Шарлотты. Она может на него положиться.