Поэтому, проснувшись, он обычно долго ещё не мог успокоиться, снова и снова воскрешая в памяти ту ночь, бесконечно прокручивая её в голове, как любимый фильм. Фильм, в котором не было хэппи-энда. В котором так коротко расстояние от “я люблю тебя, цыган” до “чтоб ты сдох”.
— Привет, — раздался за его плечом хрипловатый со сна голос.
Максим, заваривающий в это время чай, невольно дёрнулся и чуть не облил себя кипятком. Резко обернувшись, он увидел Леру. Одетая в его футболку, едва прикрывающую бёдра, девушка стояла в дверях кухни, прислонившись к косяку: лохматая, с немного припухшими глазами и искусанными, зацелованными и оттого резко контрастирующими с бледной кожей лица ярко-красными губами — невыносимо красивая, пронзительно желанная, бесконечно любимая, сносгшибательная…
Он подался вперёд, сгрёб Леру в охапку и счастливо зарылся носом в её длинные волосы, вдыхая их аромат.
— Доброе утро, — прошептал Максим. — Как спалось?
— Прекрасно, — мурлыкнула она, нежась в его объятиях, как кошка, — если бы не твой оглушительный храп…
Максим рассмеялся, не обидевшись и не поверив: сам он до утра не мог заснуть, просто лежал рядом с Лерой и прислушивался к её дыханию, тихонько гладил её по плечу, целовал в висок… его распирало от переизбытка эмоций, он был так счастлив, что спать было бы настоящим кощунством.
— А тебя мама в детстве не учила, что врать нехорошо? — он шутливо куснул её за мочку уха. Лера хрипло засмеялась, и уже через мгновение Максим самозабвенно целовал её, прижав к стене. Единственное, чего ему сейчас хотелось — это усадить девушку на стол, стянуть с неё трусики и…
Однако здравый смысл, гостеприимство и голод (не телесный, а самый что ни на есть буквальный) возобладали над этим грешным сумасшедшим порывом.
— Что ты будешь есть на завтрак? — с видимым усилием отстранившись, спросил он. — Яичницу? Бутерброды? А может, сосиски сварить?
— Ты забыл, что я вегетарианка? — усмехнулась она. А он и в самом деле забыл. Да у него всё вылетало из головы в её присутствии…
— Значит, сделаю бутерброды с сыром, а не с колбасой. Яичницу-то можно?
— Нет, — Лера покачала головой, — я окончательно отказалась от яиц в этом году. Давно собиралась, но вот только сподобилась.
— Сумасшедшая, — вздохнул он. — Тебя и так ветер качает, а ты ещё и вегетарианишь… посмотри на себя в зеркало, бледня-бледнёй!
— Сейчас в моде такой анемичный тип девушек, — она улыбнулась. — К тому же, на фото я выгляжу толще, чем на самом деле… если немного поправлюсь — фотографы откажутся со мной работать, обозвав жирной свиньёй, и будут совершенно правы…
— А может, кашу хочешь? — предложил он миролюбиво, прерывая этот поток красноречия. — Сварить тебе овсянку или манную?
— Спасибо, Макс, я просто булку вареньем намажу, — она кивнула на стоящую на столе банку клубничного варенья. — И чай попью. Этого достаточно…
Макс старательно нарезал кружочками пахучий жёлтый лимон для чая. Лера, не удержавшись, тут же цапнула с тарелки один ломтик и с удовольствием запихала в рот. Рот Максима непроизвольно наполнился слюной — он явственно почувствовал во рту кислоту лимонного сока и поморщился, передёрнувшись.
— Бр-р-р… как ты так можешь… без сахара… — привычно покачал он головой, и Лера так же привычно показала ему язык и потянулась за новым кружочком.
— Кстати, я не рассказывал тебе эту бородатую музыкальную байку про лимон? — поинтересовался Максим, наливая чай и придвигая поближе к Лере булку, масло, печенье и пряники.
— Вроде нет, — покачала головой она, с удовольствием принимаясь мастерить бутерброд.
— У этого анекдота несколько вариаций, но самая ходовая — когда одного чувака выгнали из духового оркестра, и он, чтобы отомстить, явился на концерт в качестве зрителя. Уселся в первом ряду, привлекая внимание, и принялся демонстративно пожирать лимон на глазах у бывших коллег. Оркестр захлебнулся собственной слюной, у всех духовиков буквально свело челюсти, и концерт, разумеется, был сорван!
— Вот это классная пакость, — засмеялась Лера. — Надо запомнить!
Они мирно допивали по первой чашке чая, когда в замке завозился ключ. Максима как током ударило: мама! Он совершенно забыл о том, что она должна была вернуться из Пушкина… Лера бросила на него встревоженный взгляд, но Максим сделал над собой усилие и приказал ей сидеть спокойно и не дёргаться. В конце концов, они не делают ничего предосудительного — просто мирно завтракают. То, что Лера одета в его футболку, а сам Максим щеголяет в одних домашних штанах, с голой грудью (между прочим, со следами засосов), свидетельствовало не в их пользу, но не бежать же срочно переодеваться, так выйдет ещё глупее.