Чем это всё могло закончиться, неизвестно — ибо прапор всё рвался посчитаться с «журнализдью», хоть бы и кулаками. Одни его держали, другая группа военных орала на всех, на журналистов и друг на друга. И таким манером настроение хоть и малой, но толпы быстро распалялось. Шло, так сказать, к общему замесу. Но тут на крыльцо вывалилось начальство, в том числе и пресс-офицер, и конфликт был быстро погашен парой приказных окриков, в которых, впрочем, не матерного содержимого было на два слова: «Отставить!» и «Убрать!»
Их убрали. Пресс-офицер потом всё извинялся и переживал за свою судьбу: поездка и была-то организована во исполнение новой директивы по налаживанию работы с прессой. К тому времени в первую очередь из-за закрытости армии от гражданской прессы и, более того, высокомерного презрения к ней, информационную войну полностью выиграли чеченские боевики, как раз очень эффективно контактировавшие с российскими журналистами.
Конечно, контактировали они, прежде всего, с теми, кто работал в холдинге Гусинского. Но Гусинский ещё платил чеченцам деньги, и его Елена Матюк ещё не была похищена, не пропущена по кругу боевиками и не заснята во время сей групповухи, — и потому к ним за информацией тянулась уже не только вся либеральная, но и подчас нормальная пресса. А что? — природа не любит пустоты, особенно природа информации.
Военные же поняли это поздно, а поняв, начали действовать традиционно топорно. Работать с прессой не умели, армию на работу с ней не мотивировали… То есть результаты и так были плохие, а тут ещё и прапорская пьянь чуть не убила журналиста крупнейшей газеты страны…
Через какое-то время тот случай стал восприниматься с изрядным розовым флёром. Ну, где-то в глубине души жило приятное ощущение, что он не склонил головы, не упал в грязь — фигурально и физически. Не струсил. Но чего взять от мальчишки, коим он тогда и был? Мужчинство повышало самоуважение, да…
Так что если убрать из рассмотрения реальные выстрелы пьяного прапора, то всё же забавный инцидент, что ни говори. Наподобие того как коллега его бывший по «АиФу», Сашка Каноткин, по пьяной же лавочке угнал БТР в Ханкале. Сел покататься. Надо полагать, с согласия собутыльников-военных, с которыми бухал тогда. А может, и нет. В смысле — может, и не было согласия, сам он не помнил. Просто слегка протрезвев обнаружил себя за рулём боевой машины, совершенно в одиночку, и гоняющим её по кругу с завёрнутыми в край колёсами. И, как рассказывал, всё никак не мог довернуть баранку, чтобы сделать полицейский разворот. Кажется, поспорил, что сможет. Но тоже не помнил. Вытаскивали его чуть ли не в ходе боевой операции, с вызовом едва ли не спецназа — потому что как на ходу забраться в мечущуюся по плацу боевую машину?
Скандал вышел знатный, потому как всё это видел какой-то большой начальник. Зато и веселья от пересказа этой истории, обраставшей каждый раз всё новыми и новыми деталями, было море.
Н-да, нынешняя история, похоже, не кончится весёлыми рассказами… Собственно, весёлых не будет по любому: оставшееся в снегу тело Сашки Корзуна — достаточно мрачная тень на то, что произошло или произойдёт…
Второй раз его тащили на расстрел в Афганистане. И произошло это по пути от генерала Хизбуллы. Да, глупо было отказываться от сопровождения. Но уж больно торопился тот в Мазари-Шариф к своему начальнику с последними новостями и каким-то важным посланием от Ахмад Шаха. Да и что, казалось, могло произойти здесь, в глубине Дустумовских владений, когда большой человек лично сажает русского журналиста в остановленный на блок-посту «МАЗ», чтобы подбросили до Хайратона?
Допотопный грузовик двигался с одышкой и кряхтением. Пустыня — живая, она вновь откусила часть шоссейного полотна, вывалив на него языки серо-жёлтого песка. Где-то там, сзади, сюда ковыляют два доходяги-бульдозера, а пока нашему древнему ископаемому приходится обиженно реветь, объезжая бархан по целине. Как только он нащупывает колёсами наждак асфальта, внутри его изношенного организма что-то всхлипывает, рычаг передачи со скрежетом встаёт на место, и пустыня начинает уходить назад чуть быстрее.
Александр всё больше раскаивался, что решился на эту авантюру — добираться самостоятельно. Напряжение в кабине было столь плотным, что казалось, будто всё здесь запаяно в стекло. Старик-водитель изредка бросал на попутчика оценивающие взгляды. В них было все что угодно кроме дружелюбия. Его молодой помощник — то ли сын? — не отрывал глаз от дороги. Но в его безразличии было столько нарочитого, что прямо воочию представлялся направленный на русского автомат. Сзади, на лежанке для сменного водителя молча сидели еще двое молодых парней и таджик средних лет. Самая удобная позиция, чтобы беспроблемно придушить. Или по голове монтировкой… И вокруг пустыня — на десятки километров…