- Ты более мавр, чем кажешься... - Алессандрина ела, так и не покинув постели. Из одежды на ней по-прежнему оставалась только простыня, которая то и дело сползала, и она подтягивала ее обратно липкими от сластей пальцами. - И порой это мне сильно мешает. Если ты будешь есть столько сладостей, девочка, ты станешь похожа на эту перину, и не буду говорить, что сделается с твоими зубами. Замечание было к месту. Завтрак Алессандрины состоял почти исключительно из цукатов и вареных в меду апельсиновых долек. - Вот обожди, после сладкого меня всегда тянет на соленое. - Что такое? Ты намекаешь на возможных бастардов? - Нет, я намекаю на свой вкус. Меня с самого детства после сладких пирогов тянет на солонину, именно на солонину, и чем она солонее, тем лучше. Матушка моя не устает на то дивиться до сих пор. А что до зубов, то Бог миловал, я никогда на них не жаловалась... Карлос очень задумчиво (и очень ласково) смотрел на нее. - А знаешь, ты ведьма. Я всегда подозревал, что отцам-инквизиторам не попалось еще ни одной натуральной ведьмы. - Побойся Бога, ты впадаешь в ересь. - Нет, вовсе нет. Я же не отрицаю существования ведьм. Я только говорю, что отцам инквизиторам еще ни одна не попалась. - Кто же им, по-твоему, попадается? - Глупые и тщеславные женщины, которые воображают себя ведьмами. А ты вот... Смотри, что ты творишь: король, Его Высочество, едва увидев тебя, начинает чуть ли не выдыхать искры, и дарит тебе лошадь... А я, будто мало позора на мою бедную голову, увешал тебя золотом, вместо того, чтоб выдать алькальду, да еще заступил дорогу королю. И все это произошло за каких-то восемь или девять дней. Солонины нет на столе, съешь-ка паштета, а то у меня скулы сводит при виде этих сластей... Алессандрина, видно, и сама пресытилась сластями; она с радостью потянулась за паштетом. Простыня опять открыла ее прелести. - Оденься в то, что не спадает, девочка. Иначе нам не выйти отсюда до Второго пришествия. - А надо ли выходить? - Увы, надо. Мы были званы на охоту, причем ты - особо, и тебе для этого подарена лошадь, которую ты даже не озаботилась взять сюда. - Вчера я была звана на дружеский пир в византийском вкусе, и никак не рассчитывала тут завтракать... - она со значением оглядела себя сверху вниз. - Тебе понадобятся перо и бумага, чтобы написать записку в посольство. Мой слуга отнесет ее. - Так уж и быть, - быстрым уколом двузубой вилочки она подцепила последнюю апельсиновую дольку, и заела ею паштет.
- Боюсь, девочка, мы этак поспеем только к объедкам жаркого! Все по пословице, - заметил маркиз, оглядывая улицу, ведущую через предместье к воротам. Скоро должно было бить полдень, улица была полна людей. - По которой пословице? - Кто рано встает, тому... Алессандрина расхохоталась так, словно услышала непристойность. Уследив за извилистым скольжением ее мысли, маркиз едва сдержался сам. Пословица о встающем и дающем презабавно вывернулась. - Вот что, девочка: объедки с королевской трапезы не есть мое любимое кушанье. Раз уж мы проснулись и сели в седло, нужно постараться успеть... Поэтому держи поводья крепче, потому что мы поскачем, а не поедем шагом. Простолюдины жались к стенам, срывая шапки и не успевая разглядеть, кто это такой неистовый мчится по самым широким улицам во главе своей свиты и бок о бок со своей дамой. Какая-то женщина из-под самых копыт с воплем выхватила зазевавшегося дитятю; визжа, отлетела в сторону попавшая под кнут шавка. Но рыночная площадь так кишела народом, что поневоле пришлось умерить прыть. - Глядите, его светлость опять что-то перепутал! - радостно сказали сбоку. Так, значит мирафлоровы остроты все же пошли по городу... Ладно, коли так. Дон Карлос развернул коня к шутнику боком, раскланялся. Эта толстогубая харя попадалась ему на глаза уже не в первый раз. И дурашливый радостный голос он слышал тоже не впервые. - На этот раз путаница произошла к обоюдному удовольствию, милейший. Но лучше бы ты утруждал свой острый глаз и острый язык по иным поводам. Не все гранды так любезны, как я. Граф Мирафлор в подобном случае отшутился бы кнутом. Шутник был не из робких. Он предерзко вернул поклон, приподняв войлочную шапку. - Коли так, ваша светлость, нельзя ли просить вас о любезности представить вашу даму честным горожанам? Один поворот головы и свита мигом их разгонит. Побегут, как крысы, на бегу изощряясь в остроумии... - Я не из тех, кто скрывает имя своей дамы, милейший. Честь имею представить - донна Алессандрина, племянница светлейшего посла венецейского. Она тронула коня пяткой, чтобы подался вперед, кивнула. Колючий ветер насмешек стихал как будто. - Отчего ж вы не спрашиваете, как поживает моя крестная матушка донна Исабель? Это с вашей стороны неучтиво, обычно вы это делали. Но будем считать, что вы спросили. Моя крестная матушка донна королева Исабель поживает все лучше и лучше. Если же вам любопытно, на каких еще турнирах защищала мою честь моя достойная и добродетельная супруга, то должен признаться, что всячески оберегаю ее от подобных подвигов. Хотя, полагаю, в войне с маврами от нее будет больше пользы, нежели в гостиной кастильо д'Агилар... Будь она крестоносной воительницей, как ее достославные предки я почел бы за честь быть ее смиренным оруженосцем. Кажется, я все доложил вам о своих делах... Алессандрина улыбалась. Перепалка походила на модное нынче фехтование: чувствительные, но не болезненные уколы возвращались сторицей. - Любезные горожане, дайте же нам проехать, мы торопимся, - шутливо взмолилась она. Народ с прибаутками начал расступаться, прямо сказать, не слишком торопливо. Карлос от возбуждения теребил наполовину стянутую перчатку. Проезд уже почти освободили... Фанфары. В толпу на рысях ворвался королевский охотничий выезд. Маркиз и его любовница оказались лицом к лицу с доном Фернандо и донной Исабель. - Горе нам, мы не поспели и к объедкам, - одними губами сказала Алессандрина. - Нет, что-то случилось, - без тени улыбки отозвался Карлос, отвешивая положенный поклон. - Дон Карлос, наш любезный племянник, - сухим тенорком начал дон Фернандо, - мне следовало бы крепко попенять вам за то, что вас не было на охоте, и вы даже не соизволили меня об этом уведомить, но я не буду ничего говорить по этому поводу... - он говорил так, словно Алессандрины рядом вовсе не было, - потому что случилось большое несчастье, и оно имеет прямое касательство к вам лично. Светлыми недобрыми глазами король обвел пространство вокруг, не отличая, кажется, даже конного от пешего, снова остановил взор на чуть побледневшем племяннике: - По несчастной и роковой случайности, ваша супруга донна Элизабета была ранена и рана ее оказалась смертельной. Небо просело и тяжким краем надавило на землю, креня ее вбок. Он пошатнулся, сжал переносицу. Единый выдох многих людей продлился шумом в висках. И все время, пока дон Карлос приходил в себя, Алессандрина выдерживала взгляд короля. Незримое жемчужное ожерелье - л-ю-б-о-в-н-и-ц-а - сверкало на ней. Не его любовница - племянника - и никакое во лбу пылающее ?Yo el rey! не в силах с этим совладать. - Где она? - долетел до Алессандрины вопрос Карлоса из такого далека, точно королевский взгляд притупил ее слух. - Ее отвезли в ее дом на повозке, дон Карлос. Прошу вас, поторопитесь, если хотите застать ее живой, - ответил голос донны Исабель. Дон Карлос, поклонившись, тронул коня. Не зная, что делать, Алессандрина последовала за ним. Где-то слева из-за чьего-то плеча мелькнуло лицо посла венецейского, но она не успела различить его выражения.