Вышли они с Ворошиловым на улицу.
Сталин сразу поежился. Мороз.
– Плохо Клим в нашем ГПУ работают. Плохо.
– Согласен. Плохо.
Помолчали.
Несколько нервным и болезненным моментом было то, что начальником указанного Михаилом Васильевичем следователем являлся Генрих Ягода. Очень важный и нужный Сталину союзник в ОГПУ. Человек, через которого он стремился установить контроль над «органами».
Вот и думай теперь?
Немного помедлив Сталин пошел к машине, не выпуская изыскания по убийству Софьи Алексеевны из рук. Фрунзе охотно отдал ему эту папку. В конце концов для него и готовил. Поначалу хотел обнародовать или попытаться дать делу ход. Но исполнителей в любом случае не сыскать. Без них же выйти на заказчиков не реально. Значит, что? Правильно. Пустое дело.
Шум, конечно, поднять хотелось. Но он и так шел. Неофициально. Через сарафанное радио. А открыто действовать Фрунзе не видел смысла. Доказательств ведь нет. И ничего кроме проблем этот шаг ему бы не принес. Спускать ситуацию на самотек, впрочем, он не собирался. Но сидя в банке с пауками требовалось проявлять разумную осторожность и действовать хитрее…
Глава 4
1925 год, декабрь 25, Москва
XIV съезд ВКП(б) был в самом разгаре.
Доклад наркома по военным и морским делам стоял далеко не первым пунктом в повестке. Поэтому он мог некоторое время понаблюдать за настроениями в зале. Сталин специально не ставил его в первые дни, чтобы не выглядело будто бы именно выступление Фрунзе позволило ему сохранить положение. А ведь Троцкий и Зиновьев с компанией пытались на этом съезде лишить Иосифа Виссарионовича власти и снять с поста генерального секретаря партии. Но у них не получилось. Потому что Сталин сумел своевременно переманить на свою сторону две из трех наиболее крупных партийных организаций: московскую и украинскую. Оставив им лишь ленинградскую…
Времена, когда партия была достаточно узким и малочисленным «клубом по интересом», в котором все друг друга знали, прошли. И теперь она являлась собой массу.
Серую, во многом безликую, и крайне опасную.
В том числе и потому, что в ее составе наблюдалось до ужаса много малограмотных или вообще безграмотных людей. На фоне которых вожди революции выглядели едва ли не академиками. Как следствие, большинство из этих партийцев просто держались своих вождей и следовали за ними. В вопросах же, за которые голосовали, в основе своей, ничего не смыслили.
– Кто прав?
– Конечно товарищ Сталин.
– А в чем?
– А во всем.
Вот примерно так многие из этих «кадров» и рассуждали. За тем нюансом, что вместо Сталина можно было подставить любую фамилию. По сути даже не фамилию, а некий маркер. Поддержка которого воспринималась как способ опознавания «свой-чужой».
Опасная, дремучая тема.
И с ней предстояло работать…
Из-за чего Фрунзе, идя к трибуне, откровенно нервничал.
Сильно.
Очень сильно.
Свой доклад Михаил Васильевич уже согласовал со Сталиным, которому он понравился. Как и предложение по его использованию для борьбы с Троцким. У него тогда аж усы зашевелились от возбужденного предвкушения.
Но Сталин – это Сталин.
И он никогда не умел выступать перед толпой, зажигая ее и настраивая на нужный лад своим словом. Его сила заключалась в интригах и аппаратных играх. А вот Фрунзе предстояло во время выступления именно что поджечь толпу. Что не выглядело простой задачей. Ведь кроме серости и безликости имел место другой, немаловажный фактор. Заканчивался 1925 год. То есть, и трех лет не прошло как молодая Советская власть смогла одержать победу в Гражданской войне. Да, бои кое-где еще велись. Но в целом все было уже кончено. И советская общественность находилась в экзальтированно приподнятом состоянии.
– У нас получилось! Мы смогли!
Особенно ярко и сочно это выглядело в РККА, начальствующий состав которого ходил расфуфыренными королями. И даже мнил себя великими полководцами. Если не Александрами Македонскими, то уж точно Гаями Юлиями Цезарями. А ценность боевого опыта Гражданской войны превозносили до предела, во многом затирая Империалистическую войну. Про чужой опыт и речи не шло. Особенно германский. Ведь «немец продул». А значит и смотреть туда нет смысла…
Кроме того действовала очень активная, агрессивная и напористая советская пропаганда, стремящаяся навязать оголтелые ура-настроения. Что молодой Союз «одним махом семерых побивахом», ежели приспичит. И что надобно наступать, давить буржуазную гадину, которая там, за границей, корчится едва ли не в агонии. Из-за чего неискушенная публика представляла собой толпы «тяжелораненых» людей с «вывихом мозгом». Особенно это касалось молодежи, которая верила в светлое будущее и коммунизм. Ну, тот, что уже завтра объявят…