Нарком был в нейтральном пальто, прикрывающем форму, оформленную чин по чину. Оригинальный Фрунзе так регулярно ходил, чтобы не привлекать к себе лишнего внимание. Поэтому выглядел он как красный командир неопределенного звания.
В лицо его на улице не узнавали. Его фотографии в газетах печатали не часто. Во всяком случае пока. И это давало возможность перевести дух.
Вот в таком виде он и подошел к одному из полупустых столиков. Он бы и в одиночку разместился, но, увы, мест не было.
– Вы позволите?
– Да, прошу, – отозвался мужчина в теле лет сорока на вид. Залысина. Ухоженный. Серьезного вида.
Нарком сел напротив него. Заказал двести пятьдесят водки в холодном графинчике и жирной, мясной закуски.
После операции было все это нельзя. Но ему уже осточертел и режим, и диета, и ежедневные зарядки, и практически ежедневные прогулки. Да и в тир заглядывать приходилось часто. И это он еще до нормальных тренировок не добрался. А в них он тоже нуждался, причем серьезно. Если, конечно, собирался прожить хотя бы два-три десятка лет в этом теле. Но сегодня хотелось отвлечься и спустить пар. Хотя бы немного…
Собеседник тоже явно не напивался.
Приняли по рюмочке. Не полной. Грамм по 20–25.
С аппетитом закусили.
Обменялись дежурными фразами.
И тут Фрунзе заметил уголок, торчащего из сумки собеседника литературного журнала «Красная новь».
– Что-то интересное пишут?
– А вы интересуетесь?
– Времени мало. Но иногда почитываю. Последний раз попадался в руки шестой номер за двадцать второй год. Там еще начинали печатать роман «Аэлиту».
– О… – заинтересовался собеседник. – И как вам?
Разговорились.
Обновленный Фрунзе, чтобы компенсировать информационный голод, читал много всякого художественного. И уже успел ознакомиться с «Аэлитой» Алексея Толстого. Более того, когда они начали ее обсуждать, узнал в собеседники автора. Что он делал в Москве – вопрос. Видимо по каким-то делам приезжал. Возможно даже связанными со съездом.
Разговор затягивался.
Водка, заказанная Михаилом Васильевичем, закончилась. Но более брать он не стал. Все хорошо в меру.
– Может быть еще?
– Операцию недавно перенес. Врачи не велят.
– Жаль.
– То не беда. Какие наши годы? – улыбнулся Фрунзе. – А вот то, что времени у меня совсем не хватает – это настоящая жаль. Я как «Аэлиту» прочел – начал фантазировать. Даже возомнил себя писателем, выдумав сюжет.
– Серьезно? И что же вы такое придумали?
Ну Михаил Васильевич и рассказал ему краткий пересказ «Звездного десанта» Роберта Хайнлайна. Само собой – с «поправок на ветер» и дополнениями из иных франшиз.
Появилась осмысленность нападения арахнидов, которые посчитали человеческую цивилизацию опасной для себя. И напали первыми. Обнаружили же они ее после того, как на их планету совершил аварийную посадку звездолет-разведчик. На планете людей, разумеется, уже установился коммунизм и всемирный Советский Союз. Ну и так далее.
Алексей Толстой слушал внимательно. Задавал вопросы. Иногда качал головой, пораженный ответом. Иногда улыбался, когда Фрунзе вставлял шуточки в духе девиза звездного десанта: «Задавим их интеллектом!» и прочим балагурством…
Добрых два часа они провели за интересной и оживленной беседой. Наконец, вроде как спохватившись, Михаил Васильевич глянул на часы.
– Время. Увы. Мне нужно спешить. Дела. – сказал он вставая из-за стола.
– Благодарю за беседу товарищ нарком. Приятно удивлен.
– Взаимно Алексей Николаевич. Взаимно. Буду рад с вами общаться вновь. Очень приятно и интересно.
Глава 5
1926 год, января 2, Москва
Доклад Фрунзе на съезде аукнулся сразу же.
Сходу.
В тот же день.
Как потом болтали в столице, делегаты съезда гудели в кулуарах словно разъяренный рой. Доходило даже до стычек в которых дебатирующие хватали друг друга за грудки. Отдельные личности тянулись к оружию, но их быстро остужали их соратники.
Опасно? Наркому нужно спасаться?
А вот и нет.
Потому что ругались они не на Фрунзе, а друг на друга, выясняя, кто виноват во всей этой весьма поганой истории. Ведь нарком не выдумывал ничего. Он говорил как есть. Просто обозначая «картину маслом», убрав из нее всякий позитив. Из-за чего по любому его тезису, указующему на недостаток, возразить было нечего. Факты ведь. А они, как известно, самая упрямая в мире вещь.