Глория Беннетт
Виражи любви
…«Есть такое выражение: „Его имя наводило ужас“. Слыхали? Так вот, это не про меня. Мое имя вызывает вздох благодарности по всем тюрьмам Восточного побережья. Меня зовут Рейчел Бевис. Я адвокат. Мне 43 года. Замужем. Дочь – студентка. Дочку зовут Дженнифер. Теперь выяснилось, что это одно из самых часто встречающихся в Америке имен, после Анны и Марии. Когда мы с мужем решили ее так назвать в честь героини книги Эрика Сигала „История любви“ и одноименного фильма, мы по молодости не могли предвидеть, что книгу читали очень многие, а фильм смотрели почти все. Теперь я научилась многое предвидеть. Но самое главное, конечно, всегда упускаю. В своей личной жизни, разумеется. Что до работы, то тут я профессионал. Из всех моих дел, а их больше сотни, я проиграла только три. Каждое из проигранных дел стоило мне пары лет жизни. Ведь даже десять побед не заглушат боли одного поражения. Да, я хочу рассказать о себе, это как бы блиц-анкета. Мои любимые писатели – Шекспир, Диккенс, Лев Толстой. Мне нравится одна фраза у Толстого про человека, наделенного жестокостью:«Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю».Я часто повторяю эту фразу, когда сталкиваюсь с самодовольной жестокостью. Нет, не преступников, а простых обывателей. Они сидят у телевизоров, жуют попкорн и жаждут крови. Они не убивают. Они хотят, чтобы кто-то другой убил, казнил, исполнил гражданский долг через электрический стул и сообщил им об этом по телику. Они тогда уснут спокойно в своих квин, кинг – и твин-кроватях и будут видеть ангелов во сне. Эти дети попкорна ругают журналистов и телепрограммы за показ криминальной хроники, ругают режиссеров боевиков, но их за уши не оттащишь от экрана. Они сидят на игле последних новостей или реалити-шоу, они мысленно переспали со всеми смазливыми телеведущими. Но никто из них никогда мысленно не представляет себя в камере смертника, да и просто в камере. Ни себя, ни своих детей. Но когда это случается… О, тогда-то они забывают о своей кровожадности, они требуют милосердия, и адвокат сразу же перестает быть продажным пособником криминала, а становится единственным спасителем и последней надеждой. Кажется, я села на своего конька. Хватит о работе.
Итак, я замужем. Мой муж… нет, о муже я скажу чуть позже. Это слишком важно для меня и в двух словах не скажешь.
Моя любимая еда – китайская и мексиканская. Еще я люблю креветки, темное пиво и розовое шампанское. Из крепких напитков я предпочитаю текилу (смотри выше про мексиканскую еду), но пью очень редко, последний раз пила на пятнадцатилетие нашей свадьбы. У меня ведь довольно напряженная работа, и если я начну снимать стресс выпивкой, то стану алкоголичкой. А женский алкоголизм лечится очень тяжело. Говорят даже, что его нельзя вылечить.
Но мой друг, врач и психолог Дэниел Глечек с этим не согласен. Он вылечивает всех. Но и он мне пить не советует. А я его всегда слушаюсь. Потому что он мой самый близкий друг, не считая Эммы. Уф, кажется, я обо всех рассказала. Теперь о муже.
Мой любимый и почти единственный мужчина (первые сексуальные опыты на младших курсах университета в счет не идут) – это Карл Сэмюэл Кристалл, самый красивый и самый талантливый мужчина на сегодняшний день в Соединенных Штатах. Разумеется, в своей возрастной категории. Он старше меня всего на два года. А умнее на все двадцать. На кого он похож? Ну, возьмите Аль Пачино, соедините с Марлоном Брандо и добавьте чуть-чуть Дастина Хофмана. А сверху посыпьте чем-нибудь французским – Жаном Маре, например. Но без его ориентации, разумеется. И этот роскошный букет мужского обаяния будет моим мужем. К тому же он остроумен, трогателен и слегка сентиментален, но при этом весьма ехиден. В меру вспыльчив и в меру отходчив. Впрочем, я настолько не злопамятна, что стараюсь сразу забывать наши ссоры. Это профессиональное. Дело окончено – забудьте.
То есть я все помню, но не держу это постоянно в голове. А задвигаю в дальний угол памяти и оставляю пылиться. Мы прожили с Карлом почти двадцать лет. И все эти годы я не просто любила, я была влюблена в него. Была ли это любовь с первого взгляда? И да и нет. Что я говорю… С первого взгляда он мне не понравился. Мне казалось, я не люблю красавчиков. Мой папа не был красавчиком – у него было мужественное волевое лицо. Он любил командовать, и дома все подстраивались под него. Еще бы – ведь он работал судьей. Мама не работала – растила троих детей. Да и быть женой – это тоже профессия. И, на мой взгляд, не самая легкая. Я в этой профессии не сильно преуспеваю. Готовить не умею, шить тоже, стирка вызывает у меня ужас, и я тяну время, тяну до тех пор, пока белье не начинает вываливаться из всех корзин нашей подсобки. К счастью, моя дочь Дженнифер одержима чистотой, как и ее бабушка. По-моему, эти две леди стирают даже чистое белье. Вообще-то я терпеть не могу болтать о бытовых проблемах, но раз это женский журнал…»
Рейчел на минуту остановилась. Какую чушь я пишу, это нельзя печатать… нет, пускай просто задают вопросы, а я буду отвечать. А то я могу писать бесконечно, какой-то поток сознания. Вместо того чтобы писать об убийстве Фрэнка Коллинза… О боже, мне через час надо быть в тюрьме!
– Дженнифер, если позвонят с телевидения, скажи, что я уехала в тюрьму. И пускай приезжают завтра до двенадцати – я дам интервью, а писать мне расхотелось. Какая-то белиберда получается. Папа не звонил? А почту ты проверяла? Мне должен прийти чек от Коллинзов. Нет, папа мне написал по имейл позавчера. А тебе он пишет что-нибудь? Не слышу…
– Мама, я же в ванной! Что ты там кричишь? Я ничего не поняла… – Дженнифер в белом махровом халате вышла из ванной, расчесывая мокрые волосы. Худая и длинноногая, с тонкими чертами лица, она чем-то напоминала юного олененка. Поэтому ее детская кличка была Бэмби или Беби-бэмби. Рейчел тоже была стройной и длинноногой, но не такой волоокой. Наоборот, ее серые глаза были острыми и внимательными, а губы не такими пухлыми. Выразительными, красивыми, но не пухлыми, как у дочери. И все-таки они были чем-то неуловимо похожи, хотя в их семье традиционно считалось, что дочка вылитый отец.
– Дженни, ты опять влезла в мой халат… Повторяю еще раз, специально для вундеркиндов: журналистам скажи, пускай приедут завтра утром, всем остальным – я на работе, в тюрьме. Если позвонит папа, попроси его позвонить позднее. Хотя он не будет звонить, он же у нас известный жадина. Все, целую, побежала. Пока.
– Пока, пока. Так и скажу: мама в тюрьме, папа неизвестно где… И всем меня станет жалко.
Дженнифер прыснула, довольная своей дежурной шуткой, а потом вздохнула с облегчением. Мамы не будет до самой ночи, можно расслабиться. Хотя странное дело, мама вроде бы ни о чем никогда не спрашивает, но все знает и замечает. Это у нее профессиональное. Спорить с ней невозможно. И еще, она никогда ничего не запрещает, но так может спросить, что пропадает всякое желание делать по-своему… Дженнифер взяла трубку и нажала на цифру три. Кому она звонит чаще всего? Любимой подружке Розе.
– Привет. Как дела? Я дома одна. Может, встретимся? Хочешь, приезжай ко мне. А с кем ты? Ну, приезжай с Мишелем. Он точно Мишель, а не Майк? Ах это прозвище? А он что, гей? Ну хоть тут повезло… Он даже не один. И ты молчишь? И если бы я тебе не позвонила, то вы пошли бы гулять без меня? Ах ты собиралась мне звонить! А еще кто с вами? Леон? Это брат… Чей? Твой кузен? Откуда они все взялись? Приехали на мотоциклах? Они что, рокеры? Какая крутизна! Когда вы будете? Мне нужно полчаса, я только что из душа… Жду!
Дженнифер заметалась по дому, засовывая в комоды свои трусики, а заодно и мамино белье и соображая при этом, что ей надеть. С тех пор как папа уехал жить в Лос-Анджелес, потому что ему предложили там написать сценарий, женщины в доме расслабились и перестали следить за порядком. Вообще-то за порядком особо никто никогда и не следил, но с отъездом папы все пошло в окончательный разнос. Еду вообще не готовили. Гватемалка Кармен приходила убираться раз в неделю. А не два, как раньше. Мама считала, что жить на два дома разорительно и надо экономить. Хотя бы на прислуге. Экономия была смехотворной. Каждый раз, получая гонорар, мама садилась и расписывала все расходы. Получалось, что после всего еще должна была остаться куча денег. Но вопреки всем подсчетам с деньгами происходило что-то странное. Они начинали таять, исчезать в никуда, и оказывалось, что едва хватало дожить до следующих поступлений. Зато у Дженнифер были самые модные шмотки. И ее проблема приодеться была исключительно проблемой выбора: что надеть из того, что есть, а не где взять? Вот и сейчас Дженнифер выкинула из комода несколько джинсов и полдюжины маечек и погрузилась в раздумья. Раз эти ребята рокеры, надо надеть что-то им под стать. Стиль маленькая принцесса или моя прекрасная леди отпадает. Кожаная юбочка и черная майка? Ну это уж слишком – как будто я под них подделываюсь. Так, джинсы со стразами и майку с аппликацией или, может, лучше эту серую с красным словом «Cool». Простенько и со вкусом. Кстати, она стоила после скидки пятьдесят баксов, мать расщедрилась по случаю удачного дела. Они тогда закупили три пакета всякой мелочи в «Блуминдейле» со скидкой и без. Рожу красить будем или нет? Только глаза и губы. Нечего сразу звездиться, может, это вообще придурки какие-нибудь.