- Родная, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил Андрей.
- Я умираю, чтобы возродиться к жизни. Сейчас через поры выйдут все мои сомнения, все мои сожаления, все мои обиды и разочарования. Они смоются родниковой водой. Снимется старая оболочка. А я выйду в совершенно новом состоянии, как будто заново родившаяся на свет.
- Поворачивайся на спину! – прошептал Андрей.
Это предложение смутило Наталью, потому что природная скромность жила в ней неотступно, и ей казалось, что нельзя так открыто предлагать себя на обозрение, но потом, поборов смущение, зажмурив глаза, сделала так, как попросил ее Андрей.
Сквозь закрытые глаза она почувствовала, услышала прерывистое, судорожное дыхание любимого. Мягкие горячие ладони легли ей на грудь, чтобы втереть медовую сладость. Тело предательски вздрогнуло, волны уже не тепла, а желания побежали под кожей, вызывая ноющую боль внизу живота.
Андрей почувствовал состояние своей любимой, и чтобы добавить ей любовного жару, прошептал на ухо:
- Я от тебя без ума. Ты прекрасна. Я твой вечный раб. Ты счастье и боль, ты огонь и вода, ты – мягкость и твердь. Ты моя единственная девочка. Я люблю. Очень люблю . . .
Он припал к ее губам, и легкий стон ворвался в его рот. Он помог ей сесть на полатях, сдернул ее на себя и прижал к своему горящему телу. Поднял, вынес в предбанник. Аккуратно поставил. Развел в тазу воду и начал из ковша поливать, смывая медовую липкость с ее кожи, помогая себе руками, а она стояла перед ним дрожащая и трепетная от ласковых прикосновений, в предвкушении любовной ласки. Отбросив ковш, шагнул ближе, приподнял ее, обхватив за бедра, посадил себе на талию. Потонул в омуте голубых глаз, подернутых негой, слился в поцелуе. Прислонившись к стене, навесу слился в экстазе. Они поплыли по волнам наслаждения, не понимая, где находятся, в каком измерении. Любили долго, чувственно, страстно, пока в изнеможении он не присел на лавку. Она же, как лиана, обвила его руками, ногами, вздрагивала, и слезы счастья смешивались с росинками пота и капельками меда, оставшимися на его плече. . .
Наталья вышла из бани в темноту, так как ей срочно требовалось глотнуть свежего воздуха. Теперь она понимала слово «перепариться». Тело было невесомо, кожа, похоже, могла скрипеть от прикосновения, такой она казалось чистой. Но голову стягивало тяжелым обручем, давило на виски. Ей требовалась живительная составляющая легких - воздух, чистый, бодрящий . Наташа остановилась на пороге, чтобы глаза смогли привыкнуть к темному времени суток.
Ночь легла на горы и дол, яркие звезды висели над головой, а луна скрылась в тучах. Но было достаточно тепло, потому что практически не ощущалось ветра. Наташа, разомлевшая, раскрасневшаяся, с белым махровым тюрбаном на голове вышла к столу. Присела на лавку. Ей на плечи легло легкое одеяло. Это Михайлович проявил заботу.
- Ну, как , девонька, банька?
- Ой, как хорошо. Как будто заново родилась на свет.
- Да, жар и вода дух обновляют и тело утешают, - ответил Михайлович. – С легким паром тебя, Натальюшка.
- Спасибо. Так мне хорошо сейчас, словами не передать. . .
- Ты, вот, на, выпей чайку на травах, да с медком, - подвигая чашку, предложил Михайлович.
- С удовольствием. Кажется, что весь самовар опорожню в себя.
- Вода очищает, вымывает шлаки. Сейчас попьешь чаю, через время потом изойдешь. Но тот пот благоуханный, чистый пойдет. А Андрея своего где потеряла?
- Да, парится еще. У него здоровья поболее моего будет. Меня отправил отдохнуть на воздухе, а сам остался.
- А пойду-ка я, пройдусь по нему веничком. Думаю, что оценит заботу.
- Конечно, Андрей Вам благодарен будет.
- А сама не испугаешься? Не страшно-то будет одной?
- А я не одна. Вон, Соколко и Черныш рядом.
Услышав свои клички, собаки подняли головы и навострили уши.
- Хе, - улыбнулся Михайлович, - они тебя полюбили, в обиду не дадут.
- Я пока тут посижу, побалуюсь Вашим ароматным чаем.
- Ну, добро, - ответил, поднимаясь с лавки, Михайлович.
Он застучал своими башмаками, уходя по тропке, которая вела к бане. А Наташа придвинула к себе вазочку с абрикосовым вареньем, наполнила чашку благоуханным чаем и начала чревоугодничать, смаковать жидкость, которая живительными струями растекалась по жилам, неся здоровье каждой клеточке.
Собаки подошли ближе и улеглись у самых ног. А на колени запрыгнула серая кошка, тут же заурчала, жмурясь от лампочки, которая нависала над столом. Вокруг светящегося шара в каком-то бешеном танце кружились мошки: мелкие, и с прозрачными крылышками. Ночные бабочки бились об стекло. Некоторые заканчивали свою жизнь тут же, падая на стол, вертясь и издавая жужжащие звуки, а потом затихали. Где-то вдалеке ухала сова и кричала какая-то ночная птица. Летучие мыши яростно носились в воздухе, пожирая мошек. Все вокруг двигалось, звенело, жужжало. Наталья погрузилась в созерцание ночной жизни, которая кипела вокруг. А вдалеке, в бревенчатой баньке, мерцал огонек, который свидетельствовал, что и здесь, в глуши, есть люди, которые живут вдали от суеты, и находят прелесть в одиночестве. Наталья потягивала чай и мечтала о том, что сейчас вся жизнь у нее пойдет по-другому, что теперь ей будет с кем встречать рассветы и провожать закаты, что она любима. И надо благодарить судьбу за такой невероятный случай – за встречу с замечательным человеком, который с каждой минутой становился все дороже и ближе.
Через полчаса вышел Андрей. Постоял на пороге и решительным шагом пошел по тропке к столу. Наклонился над Натальей и сказал:
- Как же ты ароматно пахнешь. Так и съел бы.
- Я жить хочу. Не надо меня есть. Я лучше тебе чаю предложу.
Она потянулась к самовару. Под краник подставила большой бокал, повернула вентиль. Горячей струей жидкость полилась в бокал, разливая неповторимый аромат горных трав: чабреца, мелиссы, зверобоя, ромашки, смородинового листа. Этим чаем нельзя было напиться, таким он был вкусным. Чашку за чашкой, было выпито немало, и все еще хотелось пить до бесконечности. Андрей поправил одеяло на Наталье, подоткнул концы под согнутые в коленях ноги, которые лежали на мягкой лавке.
- Так бы и уснула здесь. Никуда не хочу ехать, - прошептала Наташа.
- Тогда остаемся. Будем спать в машине. Михайлович даст нам одеяла, чтобы мы не замерзли. Ты спала когда-нибудь в машине?
- Нет. Как-то я привыкла больше в своей постели спать, - улыбнулась Наташа.
- А со мной?
- А с тобой теперь придется делить ложе всегда.
- Я буду греть тебя, буду сторожить твой сон, слушать дыхание, а утром пробуждать поцелуем.
- Заманчиво, - вздохнула Наташа.
После ночной трапезы и посиделок за разговорами, Андрей ушел с Михайловичем в дом, а вернулся с ворохом одеял, легких, невесомых, но мягких. Разложив в салоне кресла, застелил одеяла, накрыл простыней. Михалыч вынес еще и подушки.
- Чтобы было вам уютнее, - предложил он. – Я Андрея уговаривал в доме остаться переночевать, но он отказался. Сказал, что в машине будете спать. Ну, дело молодое.
- Спасибо Вам и за чай, и за постель, - ответила Наташа.- Мы, правда, поместимся в машине, а в другой раз и в доме переночуем.
- Ну, хорошо. Я уже пойду на покой, а вы тут сами устраивайтесь.
- Спокойной ночи, - ответила Наташа.
- Свет вам оставить?
- Нет, Михалыч, выключай. Мы уже тоже на боковую пойдем, - сказал Андрей.
- Ну, лады. Спите спокойно.
Дверь в домик закрылась.
Андрей поднял Наталью с лавки и отнес в салон автомобиля, где уже была приготовлена постель.
- Ты всегда меня будешь носить, как маленькую? – надув губки, спросила Наташа.
- Ты просто не представляешь, каким это для меня является удовольствием. Я чувствую себя настоящим мужчиной, который заботится о своей возлюбленной. Поверь, никогда я не испытывал такого счастья и восторга. Устраивайся удобнее. Я сейчас приду. Проверю, что все в порядке, и вернусь.