— Ох уж эта молодежь! — не унималась она. — А вот мы в свое время…
— Да хватит вам, у них же любовь. Это нам уже неприлично целоваться посреди улицы, а они молодые, пусть радуются, — осадила ее какая-то женщина средних лет с усталым лицом. — Сами-то хорошей жизни не видели, так пусть хоть детям будет счастье.
— Ага! Секс на улице — это круто, — поддакнул какой-то парень с бутылкой пива, судя по его состоянию, уже не первой. Он явно не вникал в суть вопроса. — Я недавно в Интернете на такой сайт зашел, так там не то, что на улице, а вообще, в натуре…
— Батюшки-светы! — завопила старушка и переключилась на парня с пивом. И хотя мы шли быстро, довольно долго слышали, как она высказывает свою точку зрения на развращенность современной молодежи парню с пивом, который, наверное, так ничего из ее речи и не понял.
Через несколько часов я проснулся в Катиной комнате. Она спала, положив голову мне на плечо. Я тихонько, чтобы не разбудить, поцеловал Катю в макушку и убрал с ее лица выбившуюся непокорную прядь волос. Я вновь чувствовал себя совершенно счастливым, хотя счастье это и омрачалось стыдом. Как я только мог подозревать ее! И в чем подозревать?! В неверности! Сама мысль об этом показалась совершенно нелепой, и невозможно было поверить, что несколько часов назад я мучился этими бестолковыми подозрениями.
— One more cocktail?
Вопрос бармена донесся как из-под земли. Константин волей-неволей вернулся в реальность и обнаружил себя сидящим за стойкой бара. Монотонный голос диктора продолжал что-то вещать о международном положении. Черт, неужели все еще идут новости? Значит, не прошло и двадцати минут, а он за это время смог вспомнить почти всю историю своей любви? Впрочем, разве нужно было вспоминать? Его любовь продолжала жить в нем все время. Даже после того, что случилось на выпускном вечере, даже после того, как служащая загса произнесла все полагающиеся по случаю слова, когда рядом с ним стояла не она, не Катя, а другая, нелюбимая, но завладевшая им.
А тогда, на выпускном, Боже, каким он оказался ослом! Константином овладело, и не впервые, чувство, что всю свою жизнь до сегодняшнего дня, когда он увидел на ярко освещенной сцене тонкую серебристую фигурку, он жил с закрытыми глазами, с широко закрытыми глазами, совсем по Стэнли Кубрику. Стэнли! Как же он ненавидит это имя!
Голос диктора сменился какими-то невообразимыми «ча-ча-ча», которые этот видавший виды телек будто выплевывал, кашляя от старости. Его было искренно жаль.
Отпив коктейля, Константин почувствовал знакомое тепло, разливающееся по телу. Наверное, тепла он искал тогда, когда потерял Катю. Как он тогда запил! Какое счастье, что все это позади, и Константин сумел подняться, выправиться. Хотя, надо признать, не его это была заслуга, и меньше всего он хотел быть обязанным той женщине, которая его тогда вытащила и теперь являлась дражайшей половиной на законных основаниях. И уже ждала мужа, наверное, в номере люкс фешенебельной гостиницы, в которой они поселились, приехав в Нью-Йорк. Нет, к ней сейчас он возвращаться совсем не хотел.
Константин сделал еще один глоток и вновь стал вспоминать.
Старенький декан произнес прочувствованную речь. Они — преподаватели — приложили немало стараний, чтобы из нас получились хорошие специалисты, и теперь он видит, что эти усилия не пропали даром. Он надеется, что все станут работать по специальности, и наши знания очень пригодятся. Он просто уверен в том, что мы будем совершенствоваться в английском языке и после университета. «После университета» должно было начаться уже через несколько минут. Преподаватели и пока еще студенты дружно зааплодировали. Декан произносил эту речь без изменений каждый год, но мы-то, теперь уже бывший пятый курс, аксакалы, прошедшие огонь, воду и медные трубы, слушали ее впервые, адресованную лично нам. Вот наконец и удостоились этой великой чести.
Аудитория была набита битком, не то что в обычный день занятий. Пожалуй, это был первый раз, когда все явились, как один. Все мои однокашники благоговейно внимали речи. Так внимательно они тоже никогда еще не слушали. Во всяком случае, не лекцию.
— Вам предстоит трудиться на ниве образования! — торжественно, как будто читал проповедь, провозгласил декан с кафедры.
Витька, который даже в такой великий день не удосужился пригладить свои рыжие вихры, не выдержал: с последнего стола раздался приглушенный смех, тут же замаскированный под удушливый кашель. Все, как по команде, повернули головы назад. Галина Еремеевна по привычке погрозила недисциплинированному выпускнику пальцем, но сделала это с улыбкой, понимая, что теперь она уже не властна над нашими умами. Да и власти той было не слишком много, раз мы имели возможность ни в чем не отходить от известной традиции, жить весело от сессии до сессии.