— Но я не могу, — в отчаянии в сотый, наверное, раз повторял Костя. — Я и в самом деле ей многим обязан, хоть она и слишком часто об этом напоминает. Ну не могу я сбросить со счетов то, что она меня спасла после того, как… ты сам знаешь.
— Знаю, — Витька закивал, как старинный китайский болванчик, даже сквозь сон припоминая, что и он некоторым образом причастен к этому спасению. — Тогда не встречайся с Катей, и все дела.
— Не могу, — вскричал Константин. — Как ты этого не поймешь! Я виноват перед ней, из-за того недоразумения жизни наши пошли наперекосяк, хотя все могло бы сложиться совсем иначе, если бы не я, безмозглый болван.
При последних словах Кости Виктор стряхнул с себя остатки сна.
— Знаешь, — заметил он, потянувшись, — мне кажется, что в двух последних словах, а именно в словах «безмозглый болван», заключается немало истины. Что-то не заметно, что ваши жизни так уж и пошли наперекосяк. Извини, но я не уверен, что, сложись все по-другому, так, как тебе хочется, ты бы стал продюсером в моей фирме, да и Катька вряд ли начала бы петь, так что, как говорится, что Бог ни делает, все к лучшему. Кроме того, насколько мне известно, ты женат, а она замужем, и если допустить, что ты перешагнешь через свои принципы и разведешься с Анжеликой, нет никакой гарантии, что и она захочет расстаться со своей сладкой жизнью. Сам понимаешь, муж Стэнли, преуспевающий компьютерщик, стейки в микроволновке, стандартный дом со всеми удобствами, посудомоечная машина, генномодифицированные продукты, синтетические яблоки без червоточинок и так далее и тому подобное.
— Ты шутишь, — с досадой сказал Константин, открывая вторую пачку сигарет. Первую он, сам того не замечая, выкурил всю, пока исповедовался другу, — а мне не до смеха.
— Почему шучу? — искренне удивился Витька, развернул газету и, сонно моргая, сделал вид, что читает ее. — Я говорю все, как есть. Ну, хорошо, пусть даже эта твоя Катя простит тебя, как только вы встретитесь, откажется от жизни в Америке, бросит преуспевающего мужа и, как жена декабриста, последует за тобой, куда бы ты ни направлялся. Пусть! Но неужели ты думаешь, что Анжелика так просто от тебя откажется? К тому же, не забывай, все эти годы ты был счастлив с ней. Ну, хорошо-хорошо, — поморщился он, увидев, что Константин явно собирается возразить. — Пусть несчастлив, ладно, хотя не очень-то я в это верю. Но у тебя была ровная жизнь, которая давно уже вошла в колею. А ты ведь помнишь, что там пел Высоцкий, насчет чужой колеи, а? Сам раньше ее пел под гитару, верно ведь?
Но Витькин намек до сознания Константина, раздираемого противоречиями, просто не дошел. Он опустился в кресло напротив Витьки и дрожащими руками обхватил голову.
— Что же делать? — воскликнул он в отчаянии. — Помоги, подскажи что-нибудь, ты же мне друг.
— Что тут можно делать? — рассудительно заметил Витька с видом воспитанного кролика из Вини-Пуха. Так и казалось, что он сейчас скажет: «Ждать, пока не похудеешь». — Что делать? Анжелике расскажи, что встретил Катю, Кате расскажи, какой ты болван, да к тому же еще и женатый болван, а дальше пусть все плывет по течению. Что будет, то будет.
Константин болезненно поморщился.
— Что, не устраивает? — усмехнулся Виктор. — Тогда вариант А: разведись с Анжеликой, женись на Кате, если она, конечно, на это согласится. Вариант Б: оставь Катю в покое и живи, как жил, что тоже неплохо. Ты и так из-за той выходки и себе жизнь чуть не поломал, и ей. А знаешь, есть еще и вариант В, — Витька придвинулся ближе к Косте, хотя в номере никого, кроме их двоих, не было. — Вчера ко мне тут две американочки клеились. Узнали, что я русский продюсер, страшно им в «мама Раша», понимаешь ли, захотелось. Уверяют, что поют ангельскими голосками, Катю Спрингс переплюнут. Я, конечно, не знаю, как там насчет ангельских голосков, но фигурки у них ничего, особенно у той, рыженькой. И видно по ним, что они на все готовы. Так что, может быть, чем терзаться, развлечемся сегодня немножко, а? — Витька подмигнул с самым лукавым видом, на какой только был способен. — Чем хочешь поклянусь, твоя обожаемая женушка ничего об этом не узнает. Тебе же что? Тебе ж расслабиться надо! Вот увидишь, после этого все сразу станет яснее ясного, и ты что-нибудь придумаешь.
Это был в высшей степени философский подход к проблеме, но для Константина, обычного человека, раздираемого страстями, философия, особенно философия такого рода, была в этот момент абсолютно непостижима.
— Это, конечно, хороший совет, — сказал он с сомнением, — но, извини, моих проблем он никак не снимает.