— Что ты сказал? — угрожающе произнес я, расталкивая толпу мальчишек и девчонок, окруживших Витьку.
— Что слышал, — не оробел он. — Тебе, может, рассказать, что было дальше?
Я не стерпел. Витька — мой лучший друг, мы дружим с ним чуть ли не с пеленок, привыкли всем делиться, но тут я не стерпел. Удар пришелся ему прямо в скулу. Он не остался в долгу, пихнув меня в плечо со всей силой, на которую был способен. В драку ввязались другие. В пылу сражения я все метил в Витьку, который посмел унизить меня и мою любовь. И тут почувствовал, что кто-то ударил меня сзади по голове. Перед глазами все поплыло. Реальность сузилась до тонкой черно-белой полосы и погасла, как будто голова была испорченным телевизором.
До сих пор не знаю, сколько же времени я пролежал без сознания. Очнулся я, как мне показалось, от тишины. Никто не пел, не танцевал, не травил анекдоты, никого не выворачивало наизнанку в туалете.
Надо мной склонилось бледное лицо Кати… или Нади? Я никак не мог вспомнить, как ее зовут. Она прикладывала к моему лбу носовой платок, смоченный в холодной воде.
— Это ты? — спросил я, как сейчас помню, слабым голосом.
— Да, это я, Катя, — уточнила она. Вот тогда я и запомнил наконец ее имя. И, как оказалось, навсегда. — Ты потерял сознание, тебя ударили. — Голос ее звенел, выдавая скрытое напряжение.
— Где… все? — спросил я безо всякого интереса. И так все было ясно.
— Они ушли.
— Что, разбежались, что ли?
— Ну, вроде бы так, — Катя смутилась.
Итак, мои дружки предпочли быстренько смыться, оставив меня ничего не соображающего среди всего этого разгрома. Вот что значит верная дружба! Чтобы я еще раз позвал их к себе!
И все же было немного странно, что я вижу перед собой серьезное личико примерной девочки с большими серыми глазами — впрочем, вижу еще не очень отчетливо, — а не ту, которую я так долго завоевывал. Где же она? Неужели так и убежала? Не вернулась?
— А…, — я не мог произнести имя Анжелики, но Катя угадала, о чем я хочу спросить.
— Она так и ушла сразу после того, как Виктор… — девушка промолчала.
Я тем временем медленно, но верно возвращался к реальности. Наконец-то начал осознавать, что лежу посредине комнаты на полу, вокруг куски разгромленной мебели — во время драки не до мебели было, — в полной тишине, и эта вот мышка оказалась единственной, кто не оставил меня.
— А ты… — начал было я.
— Я не могла тебя бросить, — торопливо произнесла Катя. — Мне стало тебя так жалко.
Скажите, пожалуйста, она, которая сегодня увидела меня первый раз в жизни, ОНА меня пожалела! Я сделал усилие и сфокусировал взгляд на ней. Лицо у нее было бледное как мел, глаза испуганно расширились. Я не мог пошевелиться, мне было больно, но жалко почему-то стало ее: она казалась такая маленькая, испуганная, что внезапно захотелось прижать ее к груди, защитить, успокоить… Бедная маленькая девочка, она одна меня не бросила. Наверное, Катя прочитала по глазам все, о чем я думал, потому что вдруг отложила платок, как будто ей было тяжело его держать.
— Маленькая моя, — вырвалось у меня совершенно неожиданно для себя самого.
Объяснить то, что случилось дальше, я, пожалуй, не смог бы и сейчас. Все произошло совершенно неожиданно для обоих. Нас буквально бросило друг к другу, наши руки сплелись. Мы не просто обнимали и целовали друг друга, мы приникали друг к другу, как к живому источнику. Было невыразимо жаль ее, такую робкую, беззащитную. И все-таки именно она смогла помочь мне, оказавшись гораздо порядочнее всех моих друзей, которые предпочли унести ноги. Я знал, что такую же жалость Катя испытывает ко мне. Пожалуй, именно это — жалость — и сблизило нас мгновенно друг с другом.
А потом, когда мы лежали, обнявшись, на родительской кровати, она сказала:
— Знаешь, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — отозвался я. И это была правда. Мне не нужны были приятели, мне не нужна была Анжелика, которую я так долго когда-то завоевывал. Я все это забыл. Мне нужна была только она, Катя, Катенька, котенок мой.
Вот так и началась у нас с Катей великая любовь, которая сегодня, дождливым нью-йоркским вечером, совершенно внезапно сделала новый виток.
Я сотни раз слышал от родителей, что у меня ветер в голове, что если так будет продолжаться, то ничего путного из меня не получится, что я бросаю что-то, не успев начать другого. Но, наверное, даже тогда я все-таки не был таким уж легкомысленным, раз решил, что не стоит начинать новую жизнь, не расставив все точки над «и» в старой.
Вот почему на следующий день после этой злополучной вечеринки, окончившейся так неожиданно для меня самого, я не пошел на лекции, а вместо этого направился к Анжелике. Я должен был знать, правда ли то, что сказал про нее Витька.