Внешне — да и характером — она напоминала мне «тургеневскую девушку»: во всяком случае, в каком-то из романов Тургенева, который когда-то совершенно случайно попал мне в руки, была героиня, очень похожая на нее. Сейчас мне даже немного страшно делается при мысли о том, что я мог бы не прочитать этот завалявшийся на даче роман — единственную книжку, которую я там нашел, чьи слипшиеся страницы пахли сыростью и грибами. Помню, книга показалась мне очень занудной, особенно в сравнении с моей любимой фантастикой, но теперь я понимаю — это книга про нее, про мою Катю, и ради этого я даже готов примириться с классикой, которую на дух не переношу.
В Кате было много душевной чистоты, невинности, и иногда — о, очень редко! — она даже раздражала меня своей наивностью. Все-таки я был в ту пору обычный парень, любил удовольствия. Она же, казалось, слеплена из другого теста. Правда, понимать это я начал гораздо позднее, а тогда, когда все случилось, исправлять что-либо уже было поздно, хоть я и попытался это сделать.
А еще — это так не вязалось с ее хрупкостью — она была и решительной, и твердой, но в то же время беззащитной. Мне всегда хотелось взять ее на руки, обнять, убаюкать, защитить.
Наши с ней свидания никак не походили на мои свидания с Анжеликой. Анжелика всегда норовила увлечь меня на дискотеку, в кафе, ресторан — туда, где было много народа и где она привлекала к себе всеобщее внимание своей красотой. Не могу сказать, что это очень тяготило меня, с ней приятно было выходить на люди. Завистливые взгляды девушек и восхищенные взоры парней льстили моему самолюбию. Но все-таки иногда так хотелось посидеть с ней где-нибудь вдвоем, в тишине! А этого, как правило, не случалось.
Я должен был постоянно восторгаться ее красотой, фигурой, волосами, глазами, улыбкой. Впрочем, это являлось самым несложным из испытаний, потому что внешность Анжелики и так восхищала меня.
Если мы с Анжеликой оставались вдвоем, то чаще всего проводили время за разгадыванием глупейших кроссвордов из женских журналов или слушали совершенно ненормальную, по моему разумению, музыку. Хуже всего было то, что я обязан был непременно разделять ее увлечения, даром что они менялись по семь раз за неделю. Сегодня она увлекалась йогой, и мы весь вечер разучивали позу лотоса или позу спящего журавля, которую я называл позой журавля под кайфом: больно уж неудобно было стоять с закрытыми глазами на одной ноге минута за минутой, и без пошатываний не обходилось.
Завтра она садилась на диету из фруктового сока, и мы отказывались от романтического ужина при свечах в угоду очередной прихоти моей девушки, которой — я до сих пор уверен в этом — просто лень было готовить.
Послезавтра она скупала в ближайшем музыкальном киоске всю дискотечную музыку, и мы — я до полнейшего опупения — слушали диск за диском: мало услаждающие слух завывания под грохот ударных и лай синтезаторов. Анжелика считала, что такая музыка «заводит», а я бы с удовольствием купил бы в комплекте с диском коробку берушей.
Конечно, у нас с Анжеликой было немало моментов, которые, как ни крути, приятно вспомнить. Порой нам было так хорошо вдвоем: Анжелика будто бы забывала о своей поразительно красивой внешности, о том, что перед ней все должны преклоняться, и становилась обычной девчонкой, которая не прочь похохмить и подурачиться. Да и в самые интимные моменты наших встреч мне было с ней хорошо — Анжелика знала, как доставить удовольствие мужчине.
Однако, если вдуматься, наши отношения все-таки не были теми, которые можно назвать любовью: Анжелика не любила меня, а просто позволяла мне — да и не только мне, как оказалось, — себя любить. Я же, как сейчас понимаю, не столько любил, сколько тешил свое самолюбие: такой клевой девчонкой из пацанов — моих однокашников — мог похвастаться не каждый.
С Катей же все было совершенно по-другому. С тех пор прошел уже не один год, но я, как мне кажется, до сих пор помню все наши свидания. Был вечер, когда мы сидели на скамейке в парке. Дул холодный ветер, и Катя, которая была легко одета, дрожала от холода. Я снял с себя пиджак и закутал в него мою любимую, а сам мужественно мерз, после чего на следующий же день слег с жесточайшей простудой. Надо ли говорить, что Катя не оставила меня в эти дни, когда я болел, и не давала мне скучать?
Однажды мы пошли в кино смотреть только что появившийся «Титаник» Джеймса Кемерона, и Катя самым серьезным образом просила меня держать ее за руку во все время фильма, потому что она, по ее словам, очень боялась утопленников. Так и получилось, что я, вместо того, чтобы следить за перепитиями сюжета и романом Кейт Уинслет с Леонардо ди Каприо, только и делал, что глядел на Катю и сжимал в темноте ее маленькую теплую руку. Она смотрела фильм широко раскрытыми глазами, пару раз — я заметил — отерла слезу, а мне уже было не до экранных героев: я глядел на нее и больше ничего не видел. Так я и не посмотрел этот фильм и до сих пор не знаю, чем там все закончилось.