Доминик опустился на холодный бетон, блаженно вытянул ноющие ноги. Все-таки гонки по пересеченной местности не для него.
За что ему все это? Кому что плохого сделал скромный третьесортник, забитый и тихий, быть может, самый незаметный в колонии? Эдвин и остальные звали его ничтожеством… Доминик не спорил.
Тогда — почему? Выбор Королевы, побег, смерть Камилла…
Он почувствовал, что плачет от жалости к себе, от боли в перетружденных голенях, от голода, страха, одиночества. Слезы капали с носа, попадали в рот — жили совершенно своей жизнью.
Возьми себя в руки.
Он прислушался. Мгновенно 'вырубил' рыдание, словно выдернул шнур из розетки.
Здесь кто-то есть. Кто-то крупнее крыс.
Близко.
Шарканье подошв (лап?), короткие выдохи и клацанье зубами впрыснули новую дозу адреналина.
Доминик соскочил с камня.
— Кто здесь?
'Более дурацкой идеи не отыскал? Еще бы повесил табличку: 'ПОЙМАЙ МЕНЯ'.
Поздно.
Из пыльного буро-серого полумрака выступали существа. Подобные людям, но меньше, тощие, словно скелеты, наспех заляпанные неровным слоем багровых мышц и сухожилий. Кожи им не досталось: было видно, как пульсируют плохо прикрытые органы и подрагивают нервы. Существа двигались на полусогнутых ногах, будто доисторические пред-люди, питекантропы или австралопитеки. Уродливые морды, неестественно-подвижные из-за обилия лицевых мускулов, щерились в злобном оскале. А зубы у них — с палец длиной.
Доминик коротко взвизгнул.
— Не трогайте меня!
'Убежал. Далеко, нечего сказать…'
Стоило спасаться от Королевы, чтобы попасть на обед выкидышам?
Выкидыши. Недоразвитые гигантские эмбрионы, то ли мутанты, то ли нежить. Вместо пуповины — чужая плоть, но крысы — невкусная еда, гораздо приятнее поживиться глупым беглым рабом…
Доминик не двигался. Перегорела батарейка, паника вылилась в ступор, заледеневший в немом крике рот и прижатые к подбородку кулаки.
Разорвут на части… больно?
Недолго, в любом случае.
Из стаи выкидышей выступил вожак. Крупнее, чем прочие и с почти осмысленным выражением морды. Глаза у него оказались светлые, прозрачные, будто стеклянные шары со снежинками. Имя снежинкам — голод и ненависть.
Вожак облизал двойной ряд клыков узким языком.
Доминик задержал дыхание. Зажмурился.
'Вот и все'.
Он ждал раскаленной боли, сотен зубов — и тело распадется быстро, зубы мутантов остры, а плоть податлива, — но вместо нее раздался выстрел. Двойник того, в ангаре.
'Все снова? По кругу… и не спастись? Может быть, я попал к Королеве и она открыла мне личный ад?'
Доминик не додумал. Его обхватили за талию, потащили куда-то. Снова заставляли бежать, но ступор исчез, Доминик поспевал за своим спасителем, а тот отстреливался от мутантов. Выкидыши визжали и рычали, трупы катились в грязь. Доминик предпочел не оглядываться.
Потом его запихнули в мувер, старенький и скромный по сравнению с мувером хозяйки. Машина взмыла в воздух.
Только тогда Доминик взглянул на неожиданного спасителя.
Высокий худощавый человек, Доминик определил его как элитника, причем породистее Альтаира. Беспорядочно разметались длинные соломенного оттенка волосы, тонкие губы сжаты в сосредоточенную гримасу… но почему-то Доминик решил, что этот человек чаще улыбается, чем сердится.
Спаситель ощутил: рассматривают. И в подтверждение догадок Доминика улыбнулся — открыто, доверчиво, ярко-голубые глаза улыбались вместе со всем лицом.
— Куда ж тебя занесло, — он переключил мувер на автопилот, а сам переключился на спасенного. — Чертовы твари к людям не выбираются, но там хозяйничают…
— Я… — Доминик сбился на первом же слоге. Смутился. — Извините.
— За что извинять? Заблудился, бывает…
— Я не заблудился, — быстро сказал Доминик. Новый страх вертелся миниатюрным смерчем: незнакомец обязательно спросит, кто его хозяйка. А потом…
Ох, нет. Лучше выкидыши.
— Хорошо, — от кивка длинные волосы рассыпались в художественном беспорядке. — Не буду спрашивать. Сейчас поедем ко мне домой, тебе нужно отдохнуть. Надеюсь, не возражаешь?
Доминик покачал головой. Возражать-то может, и возражал… да вопрос чисто риторический.
— Кстати, меня зовут Теодор, — представился спаситель. Он протянул крупную длиннопалую ладонь. Доминик пожал ее немного неуверенно. С ним прежде не здоровались на равных — 'Эй, ты' да затрещины.
Доминик назвался. Слега растерянно и словно в ожидании удара. Но Теодор не ударил. Вежливо кивнул. Затем собрал растрепанные волосы в 'конский хвост', отчего худое лицо стало выглядеть еще уже, и замолк.