Доминик дернул ручку мувера. Впрочем, не особенно настойчиво. Он привык верить Теодору.
(И ведь ничего плохого не случилось, так?)
— Что теперь?
— Служение. Служение и почести. Ты Ей понравился… Она исполняет желания Своих любимцев.
Как все госпожи, подумал Доминик, исполняет или бьет хлыстом. Впрочем, шрамов и ран на теле Теодора не замечал.
— Но как ты нашел меня тогда, среди выкидышей?
— Она ведает все про всех. Она позволила обождать, чтобы ты отвык от боли и страданий того дома, откуда Она вызволила тебя, — Теодор объяснял медленно, словно учитель — туповатому ученику. — Прошу тебя, Доминик. Не считай меня предателем.
'Повтори', тянуло попросить Доминика, 'Не про предательство. Повтори то, что ты обронил — случайно. Главный адепт или как тебя там. Мне плевать, знаешь ли. Только повтори'.
— Прости меня.
'Не то. Я не могу ненавидеть, я не могу не простить тебя. Разве ты еще не понял?'
Доминик молчал. Неловко дернулся, как от слабого удара током. Вздохнул.
И точно опять оказался там, среди холода и тьмы, среди полубезумия…и наслаждения. Только теперь серебристой нитью был Тео.
Он целовал его жадно, словно глотая живую воду, что вымоет прошлое — вместе с животными инстинктами выживания, страхами и болью. Всем, что делало его недо-человеком. Третьесортником.
Ни-что-же-ством.
К хорошему привыкают быстрее.
Отвыкать Доминик не собирался.
— Я люблю тебя, — повторил Теодор позже. Фраза звучала деловито, будто делился новостями за день.
Доминик улыбнулся:
— Удивительно, но я тоже.
*
Теодор был слишком близок к божеству, единственному — живому, иррациональному, вечному, пугающему и — как выяснилось — милосердному божеству колонии; чересчур близок, чтобы верить в иные чудеса. Элитник по происхождению, он с четырнадцати лет служил у Королевы. Его никто не пугал и не оплакивал: в интернате нет дела и до 'чистокровных'. Попав в Башню, просто принялся выполнять приказы старших. Пару лет прослужил мальчиком на побегушках, затем его приняли в хор, и со временем — избрали в главные певчие. Теодор никогда не задумывался, зачем Королеве ежедневные мессы. У всех богов есть алтари и жертвенники, кому-то достает ладана и звонких голосов, кто-то требует сожжения младенцев. Королеву боялись даже дочери, но окроплять алтарь кровью Она не требовала.
Лучшая доля, какая может достаться мужчине — служить у Королевы.
Теодор был доволен. И не верил в чудеса.
Тем более в способность привязаться к кому-то: аскетичная жизнь адепта Королевы исключала чувства. Теодор предпочитал обходиться без помех в служении. Иногда приходилось сбрасывать напряжение с другими певчими, но после быстрого и неловкого полового акта — скорее акта отправления естественных надобностей, чем любви — они расходились, прикрывая гладким шелком капюшона глаза и лицо. Порой Королева призывала к певчим Своих дочерей — для продления рода обладателей не столько мускулов, сколько голосовых связок; то были единичные и малозначимые эпизоды.
Никаких чудес.
Приказ поймать глуповатого (запуганного, заранее оправдывал беглеца Теодор, в среде 'сенатских' рабов страшных сказок о Королеве больше, чем зародышей в инкубационных камерах) 'новенького' Теодор воспринял без лишних эмоций. Вытаскивая из лап мутантов — слегка рассердился. Третьесортники, конечно, не отличаются интеллектом, но добровольно записаться в меню выкидышам? На самоубийцу беглец не похож.
Доминик, уточнял он. Его зовут Доминик.
Прежде Теодор не запоминал имен. Существовала лишь Королева — кто подобен Ей?
Никто. Разумеется.
Это другое.
Доминик был маленьким, круглым и забавным. Так и тянуло потрепать его по щеке, обнять и завернуть в пушистое одеяло, точно безобидного зверька, вроде давно вымерших котят. В первую ночь Теодор разозлился на себя. Не надо было…сокращать дистанцию.
Но…
Иначе. Настолько иначе с этим существом. Третьесортник — идиотское прозвище, Доминик уникален, ради него и его голоса Королева призвала одну из старших дочерей. Иначе.
Теодору потребовалось время. Осознать: человек, чье имя он запомнил сразу, необходим не только Королеве.
Немного времени. Теодор не окончательно определил — любовь или рудиментарный инстинкт заботиться о слабом…Слабом? Доминика избрала Королева, нужен ли ему теперь иной защитник?
Горькие мысли. С кислинкой — будто положил на корень языка дольку лимона. Доминик простил его за 'предательство' (на самом деле — ложь во благо), но… что теперь?