В чем уверен, так это…
Ох, нет, пожалуйстапожалуйстапожалуйста…
Эдвин усмехается, но лицо и глаза его статичны, будто кто-то надел маску, приварил золотистый металл к коже. Он кивает своим 'ребятам', и те хватают Доминика в охапку, ставят на колени, пригнув голову к полу.
— Так-то лучше, — Эдвин дотрагивается до плеч. Доминик всхлипывает. Прикосновение… о боги, о Королева… прикосновение, драгоценный цветок в саду кошмаров. Сигнал 'старт!'
'Я никогда не привыкну к боли', думает Доминик и это неожиданно спокойная мысль.
Двое держат его, пятерни с грязными обломанными когтями похожи на лапы стервятников, они вспарывают темные пятна синяков и царапин, тонкая пленка недо-кожи рвется с коротким выдохом.
Горячо. Ужасно горячо, подвальная прохлада пола не спасает. Жар в вывернутых суставах, в набухших от крика сосудах на лбу.
'Никогда не привыкну'.
Доминик будто наблюдает со стороны. Распят. Недостает гвоздей в запястьях, но Эдвин доставит иное…
Удовольствие. Эдвин растягивает это слово, слог за слогом капают на расцарапанную спину жертвы. Будто воск.
У-до-воль-стви-е.
Если Эдвин и насмехается, то это невозможно определить. Доминику не до психологических тонкостей. Он повис на чужих руках-распятьях куском поролона.
Может, Эдвин не заинтересуется таким. И отпустит.
'Зря надеешься', всплывает очередная мысль, искристая и колючая, точно застрявший в разбитой губе проводок.
Никогда не отпускал.
Эдвин не тратит время на раздевание, свое или жертвы. Драгоценные секунды стоит вложить в иной банк, имя которому пытка. Провод и еще что-то пластиковое, Доминик вжат лбом в чьи-то ботинки, не видит, но чувствует.
Мокрицы, думает Доминик, тысячи ядовитых мокриц под кожей, прорастают из позвоночника.
Забавно, он не воспринимает насилие как сексуальный акт. Вторжением.
Мокрицами.
Хотелось бы взглянуть на лицо Эдвина в подобный момент.
У-до-воль-ствие? Или обыкновенный выплеск энергии, жестокости на удобном объекте.
Доминик пытается отстраниться. От вывороченных суставов, подрагивающих в пазухах с намерением лопнуть, точно яйцо в кипятке. От ударов импровизированным хлыстом, брызг кожи и яркой капиллярной крови. От вторжения, да, это труднее всего, потому что несмотря на почти пограничную агонию, тело ведет себя против всякой логики.
— Тебе это нравится. Ничтожество, — голос Эдвина где-то в высоте, недосягаемый, точно солнце.
Во рту Доминика слишком солено, чтобы отвечать. Да и не нужен ответ.
Когда-нибудь закончится, повторяет спокойная часть разума. Та самая, которая регулирует эмоции смирение и страх, переключая их, будто реле в морозильной камере. Достаточно пары. Больше — роскошь.
Боль плывет концентрическими кругами, боль и тошнота. Доминик отсчитывает секунды.
Когда-нибудь закончится…
— Эй, какого дьявола здесь твориться? — выкрик перечеркивает дыхание Эдвина, перечеркивает грубые удары-фрикции.
Камилл. Как вовремя.
'И увидит меня в таком виде', добавляет Доминик. И отвечает себе: и что?
По крайней мере, его отпустили, позволили отползти, захлебываясь розоватой пеной, свернуться в позе зародыша. Круги еще качаются перед глазами вроде летающих тарелок, но… пройдет.
Доминик выносливее, чем выглядит со стороны.
Ко всему можно привыкнуть.
— Проклятье, что вы тут творите?
Камилл потянул Эдвина к себе за ворот рубашки. Эдвин не успел натянуть брюки, подпрыгивал, придерживая ремень.
— Тебе какое дело, яйцеголовый?! — огрызнулся он.
— Такое, — Камилл нахмурился. — Здесь не бордель, а техноблок, — он вырвал у Эдвина злополучную петлю из проводов, — это у тебя откуда? Еще раз попадешься, воришка…
— Ты… — зашипел Эдвин. Он совладал наконец-то с брюками, подался назад вместе со своей свитой.
— Я, — хмуро ответил Камилл. — Короче, парень, вали отсюда. Еще раз замечу подобное…
Плетка взметнулась в воздух восклицательным знаком. Эдвин оскалился, щелкнул зубами, будто и впрямь был диким зверьком. Затем попятился и довольно резво ретировался с 'места преступления'.
— И часто у вас тут такое? — второй голос. Доминик уже привел себя в относительный порядок. Разбитое лицо не в счет, остальное скрывает ткань. Он собирался благодарить Камилла, великолепно сознавая — плевать на него, просто аккуратный техник не любит беспорядка в 'своих' владениях.
Но второй… Доминик испугался скорее инстинктивно. Незнакомец=опасность.
— Бывает иногда, — проворчал Камилл. Теперь его собеседник приблизился, и Доминик выпрямился, моментально позабыв об 'увечьях'.