Тени-утопленники оттеснили Доминика от трона. Певчие улыбались — мертво, так могли бы скалиться оголенные черепа или призраки древних замков. Доминик отшатнулся — оставьте меня в покое! — но певчие улыбались и кланялись ему, потом откуда-то появился платиновый с черным опалом жезл, похожий на рог единорога.
— Забудь о нем, — только теперь Доминик расслышал — точнее, воспринял, — слова певчих. — Ты займешь его место, ныне ты — главный певчий…
Кто-то протянул жезл Доминику.
'Займешь его место?'
Доминик прикоснулся к крученой штуке, на ощупь — ледяной, настоящая сосулька.
Утопленники… утопленники тянут его за собой, погрузиться навеки в омут беспамятства, вычеркнуть обе прошлые жизни.
Теодора.
'Главный в хоре Королевы. Выше — только Она сама…'
Доминик тупо пялился на жезл. Острый. Словно кинжал, старинный стальной кинжал, какими пользовались до изобретения нано-устройств.
Тени мерно колыхнулись, словно прилив морских вод. Он принял жезл, укололся, из пальца брызнула рубиновая капля.
'Займешь его место'.
Доминик обернулся к Королеве — за что? Почему столь жестока Она? Почему шутит так?
Вина Доминика ужасна настолько, что он не достоин и смерти, но вечного страдания? Или следует вонзить жезл себе в сердце и тем искупить грех?
Чересчур…чересчур…
Легенды не лгут, Королева…
Кровь барабанила об пол, добавляя ярко-алого (о, кричащие цвета, красное-золотое-синее!) монохромной гамме. Доминик покачивался из стороны в сторону в полуобмороке, будто пара миллиграмм крови — последние в его теле.
— Тео, — позвал он. Нараспев, на ходу сочиняя мелодию. Он думал — не сумеет петь, но музыка выхлестывалась, он кровоточил ею. Он повторял имя любимого, словно надеясь призвать его из недр Башни, из небытия, и пронзительная красота звучала в его голосе.
И тогда певчие стали опускаться на колени. Но не пред Королевой — пред Домиником, они поклонялись ему, на мгновение он заменил им всех божеств и правителей; они забыли о своем рабстве, о ритуале, о Самой Королеве.
Лишь Доминик и его реквием по Теодору остались в Башне и целом мире.
И когда он смолк, полубесплотные существа, утонувшие в омуте Башни и служения, разразились аплодисментами, древним варварским способом прославляя своего властителя-на-час…
— Довольно, — проговорила Королева.
Воцарилась тишина. Огромная, точно звездное небо — накрыла их каменной могильной плиток, но в тишине тлел зародыш пламени.
Доминик представил громы и молнии — обрушатся на их головы, обратят в пепел, пускай… только не певчих, они невиновны, пускай он ответит за всех.
Жезл нагрелся в ладони Доминика. Острие царапало ладонь.
Доминик заставил себя подняться на ноги. Решение Королевы он примет стоя.
— Ты звал своего любимого? — бесчисленные складки-оборки на одеянии Королевы колыхнулись, будто она собралась прыгать с трона, — Так гляди — желание исполнено. Но не жалей.
'Я не…'
Доминик не успел додумать. Дверь распахнулась, и в зал вошел Теодор.
Как Доминик узнал его? Не визуально, не по внешним признакам, ибо создание на пороге зала ничем не походило на Тео, на человека вообще. Долговязую худощавую фигуру словно изломали, вышибли несколько позвонков и искусственно нарастили безобразные горбы. Еще — содрали кожу и заменили чем-то вроде мешковины, приглядевшись, Доминик понял: собственную кожу Теодора вывернули наизнанку, бурой от воздуха пленкой наружу. Обнаженное мясо приобрело оттенок тухлятины, из остылого сердца, из внутренностей торчали толстые бронзовые жгуты, точно лапки диковинного жука.
Хуже всего лицо — залито белой пульсирующей ртутью, блестящая субстанция стекает по шее, проползает по черепу, как медуза. При каждом шаге месиво отзеркаливало блики свечей.
Доминик застонал.
(Не Тео, не он, пожалуйста, пусть это будет не он, меня обманули, я не верю, я не…)
— Ты хотел видеть его? Ты говорил, что любишь? — тон Королевы издевательский, одновременно — бесстрастный. — Так иди. Поцелуй его.
Доминик подчинился. Не Королеве — себе, сознание отказывалось определять уродливое существо как Теодора, но подсознание не сомневалось.
Доминик обнял его. Осязал плотную, будто прорезиненную плоть, оцарапался о железные жгуты. Он встал на цыпочки, чтобы поцеловать то, что некогда было лицом… губами? Где-то здесь губы…
— Ртуть ядовита. Ты желаешь умереть теперь? — задала вопрос Королева.
'Да', был ответ Доминика, смерть страшила его не более ожога от глотка горячего кофе, и принять смерть от Тео… хорошо.
Королева справедлива.
Доминик притянул Теодора к себе, уже вдыхая отравленные пары и ощущая пока малозначимую головную боль.
Теодор оттолкнул его. Резко — Доминик не удержал равновесия, распластался на скользком мраморном полу, а изуродованное существо развернулось и со странной для некрокиборга резвостью зашагало прочь.
Доминик остался один. Во второй раз.
— Ты доволен? — вопросила Королева.
Доволен? Даже смерти не даровали ему — о, Королева, как же чудовищна Твоя жестокость, за что ненавидишь Ты рабов Своих, мы ведь тоже дети…мы ведь…
Доминик осознал: по-прежнему держит в руках жезл-кинжал. А еще — певчие исчезли, сбежали то ли когда появился Теодор-киборг, то ли чуть позже.
Они вдвоем. Он и Королева.
Витые кварцевые ступеньки неярко мерцали. Их разделяют только они.
'У Нее теплые руки', вспомнил Доминик свои же слова, 'Она живая….'
Он улыбнулся и плотнее сжал запятнанный собственной кровью кинжал.
— Да, Королева. И я хочу отблагодарить…
*
Ровно семь шагов. За три секунды. В голове ясно; ни сомнений, ни страха, ни прошлого, ни будущего. Нет и воспоминаний. Только алгоритм.
Серебристый мостик над тьмой, и Доминик ступит на самый дальний берег.
'У Нее теплые руки. Она живая. Я сделаю то, о чем говорил Альтаир'.
Бесчисленные складки черных одеяний зашуршали, словно Королева была оригами из плотного картона. Кисти рук, затянутые в плотное, словно траурная вуаль, кружево, чудились несоразмерно маленькими.
Доминик целился почти наугад, понимая — у него единственный шанс, прежде чем его испепелят, растворят в кислоте, раздерут на молекулы.
Он едва не выронил жезл, но сумел ударить — в самую сердцевину прихотливых, похожих на крылья махаона, складок.
(Я убил Королеву, Она живая, а я убил Ее…)
(Ну и что?)
Платиновая маска качнулась назад, будто от порыва ветра. Встопорщились и дрожали складки одеяния Королевы, а жезл блестел в их окружении, как очередное изысканное украшение.
— Ты все-таки решился, — проговорила Королева.
Слова Ее заставили Доминика стряхнуть онемение (чтоянатворилкакямог).
О чем…о чем Она?
— Идем, — Королева поднялась с трона. Одна ступенька — расстояние, но Она казалась вдвое выше Доминика; на самом деле — на голову, однако величие (Она божество, Она божество…) ослепляло, упасть ниц — естественное действие.
Доминик удержался.
— Куда? — глупо переспросил он.
Трон колыхнулся, медленно поплыл куда-то в потаенные покои.
Доминик озирался, слегка удивленный: апартаменты Королевы представлялись всегда чем-то между усыпальницей, будуаром и потаенным садом, где поют райские птицы и танцуют цветочные эльфы.
Просторная комната в строгих серых тонах, переполненная компьютерами и датчиками, мониторами и навигационными панелями, более подходящая под рабочую станцию каких-нибудь техников средней руки… это и есть покои Королевы?
Сама Она теперь стояла вполоборота, и кинжал-жезл по-прежнему торчал в груди, да, Доминик не промахнулся, попал в десятку. Но умирать Королева не собиралась.