Затем картинка меняется. Теперь Ноа находится в причудливом – словно из Средневековья – зале пиршеств. Толстые каменные стены, украшенные гобеленами, шкурами каких-то животных. А в центре зала – самый большой из них, изображающий черного орла, хватающего змею, на серебряном поле. Маленькие пестрые птички летают над высоким потолком и весело щебечут. Солнечные лучи пробиваются сквозь арочные окна и розу – большое, круглое, витражное стекло. Гости – а их там сотни две, не меньше – в праздничных нарядах, сидят на деревянных скамейках, и смотрят на молодых людей. Они уже явно повзрослели с того момента на поляне, но сейчас не меньше счастливы, чем были тогда. Он – в белой рубашке с пышным жабо, черных брюках и накинутой сверху черной безрукавке – нежно держит за руку свое сокровище. Атласное платье девушки цвета капучино, со вставками из молочного кружева, и тонкий атласный поясок идеально подчеркивают ее тонкую талию. В белоснежные волосы вплетено несколько цветков золотистой лилии. Все в этом зале из белого мрамора словно замирают, ожидая зарождения новой семьи.
Но картинка снова меняется. Ноа оказывается в огромной комнате из серого камня. Молодой мужчина в черном камзоле, с аккуратно уложенными назад волосами, в ярости сбрасывает огромные фолианты со стола. Затем он стремительно переносится к дальней стене и сметает все книги с полок. Дальше, под его жестоким ударом, разбивается зеркало. Осколки с характерным звоном падают на пол. Продолжить погром молодому мужчине мешает женщина, влетевшая в комнату. Она бросается к нему и крепко обнимает. Ее тело содрогается от рыданий, и Ноа слышит тихие всхлипы. Мужчина обессиленно закрывает глаза и начинает гладить светлые женские волосы.
«Оставь свою затею. Ты разве не видишь, что она убивает тебя?» – шепчет женщина. Мужчина молчит.
После этого видение темнеет на несколько жалких секунд. Ноа оказывается посреди темного леса, деревья которого как будто смыкаются над небосводом, пряча от путников звездное небо. Каким-то необъяснимым способом парню передаются тревога и беспокойство высокого костлявого старика с жидкой серебряной бородкой в суконном балахоне и тростью, все куда-то спешащего и подталкивающего вперед молодую женщину и широкоплечего мужчину средних лет с медными волосами. Голос старика не соответствует его дряхлому образу – его бас гремит, словно гром среди ясного неба, призывая спутников торопиться.
«Они скоро будут здесь! Пошевеливайся, девочка!» – кричит старик молодой женщине, прикрывающей свое лицо.
В этот самый момент мертвенную тишину ночного леса разрывает стук копыт, и в который раз заставляет Ноа изумиться: не могли же всадники взять и появиться из воздуха прямо здесь. Старик в балахоне гневно озирается, ругается себе под нос и, подозвав к себе широкоплечего мужчину, дает ему последние указания. Этот самый мужчина уводит прочь молодую женщину, оставляя старика наедине с приближающимися всадниками.
Ощущение погони – столь сильное и почти реальное – всегда пугает Ноа. Он никак не может заставить себя не бояться этих призрачных всадников, следовавших по пятам за беглецами, а не за ним. Но чувство преследования неизвестным врагом обостряют картины – гул голосов, сливающихся воедино, стенания, крики и всхлипы, как будто исходящие от огромного развесистого дерева, сгорающего в белом пламени.
На глазах юноши горит древний исполин, но Ноа готов поклясться, что горит он сам. Парень пытается твердить себе, что это все сон, но жар пламени так неподдельно реален, что убедить себя почти невозможно. И сложнее всего это делать, когда прямо перед ним – призраком в чужой истории – оказываются всадники на огромных косматых шайрах, и Ноа – словно и вправду находится там – чувствует запах конского пота и слышит тяжелое дыхание скакунов. Старика с жидкой серебряной бородой не видно, и юноше не приходится гадать о его судьбе, в очередной раз видя окровавленный меч предводителя всадников. Мужчина спешивается со своего огромного скакуна и, в гневе снимая шлем, бросает его на землю. И Ноа пугает яростный рев и крик.
«Я найду вас! Вам не спрятаться от меня!» – кричит мужчина, обращаясь к дереву, и столпы белого пламени как будто поднимаются еще выше, следуя зову его голоса.