— Я молюсь, чтобы Урия невредимым вернулся к тебе домой.
— Бог защитит его, — Вирсавия заметила, что Давид развернул своего мула, направляясь в город, вместо того чтобы со всеми мужчинами покинуть его:
— Давид не идет с ними?
Урия ничего не говорил об этом.
— Ты не должна беспокоиться о своем муже, дорогая. Иоав и Авесса доказали свою способность командовать войском. Наверное, царь не посчитал свое присутствие обязательным.
Голос матери прозвучал очень сдержанно. Неужели она осуждала Давида, которого все эти годы считала совершенным человеком?
— Ты думаешь, он поступает неправильно, оставаясь дома? — спросила Вирсавия.
— Неразумно. Но кто я такая, чтобы рассуждать, что должен и чего не должен делать царь? — мать отвернулась и проговорила с тоской: — Если бы наши мужчины устали воевать! Но этого, кажется, никогда не будет. Кажется, они живут, чтобы воевать, а женщины живут, чтобы рожать сыновей для царского войска.
Вирсавия взяла мать за руку и сжала ее.
— Может быть, так будет не всегда. Может быть, Бог позволит Давиду победить всех врагов, и тогда повсюду наступит мир.
— От ленивого царя не жди ничего хорошего.
Вирсавия отпустила руку матери.
— Давид никогда не был ленивым!
Мать посмотрела на дочь.
— Да, не был. Но кого он сможет победить за стенами своего дворца? — спросила она и пошла прочь.
Дни для Давида тянулись медленно. Жены и дети донимали его своими жалобами и просьбами. Он не мог даже поесть спокойно, не услышав чью-то ссору. Дочери и сыновья жаловались на недостаток его внимания к ним до тех пор, пока у него не появлялось желание уйти в тихое место и побыть одному. А когда Давид оставался один, его охватывала тревога. Он испытывал неудовлетворенность и беспокойство. Неужели в этом заключалась вся жизнь? Он пытался писать псалмы, но не было слов. Каждая нота, извлеченная им из арфы, звучала фальшиво. Он пытался отдыхать, но чем больше он спал, тем большая усталость наваливалась на него. Душа Давида томилась.
Посланник принес весть о том, что Иоав и Авесса разбили аммонитян и теперь по приказу Давида осадили Равву. Но Давид не почувствовал радости. Он знал, что пройдет не один месяц, прежде чем голод заставит аммонитян сдаться. Атака городских стен ускорила бы падение Раввы, но за это придется заплатить кровью. Как он устал от войны!
Хмурый и подавленный, доведенный до отчаяния, царь прогуливался по кровле своего дворца, поглядывая на город, названный его именем.
Время шло медленно, когда Вирсавия ждала с войны своего мужа. Пришло сообщение об осаде Раввы, однако Вирсавия знала, что война закончится еще не скоро. Пройдет много месяцев, прежде чем аммонитяне сдадутся и Урия вернется домой. Если вернется. Каждый раз, когда он уходил на войну, ее мучила неизвестность — может быть, он навсегда уходил из ее жизни, не оставив после себя сына, который унаследовал бы его имя. Вирсавия очень хотела родить сына. Но как она могла зачать, если муж так редко бывал дома?
Одиночество стало ее главным врагом. Оно причиняло ей невыносимую душевную боль. Иногда Вирсавия уходила в свою комнату и сидела там в полной тишине, оплакивая себя. Но какой выбор был у нее? Счастье для нее было недостижимо.
Город опустел, в его стенах остались только женщины и дети, несколько мужчин, слишком старых для того, чтобы сражаться, и царь, который решил остаться дома, когда где-то бушевала война.
Вирсавия подняла глаза на стены царского дворца и представила Давида в окружении жен и наложниц, безумно любящих его. Множество сыновей и дочерей радуют его своим вниманием. Разве можно быть несчастным, когда у тебя такая большая семья? А вот она сидит одна, без детей и без мужа. Сколько месяцев она не видела Урию? А сколько месяцев пройдет еще, прежде чем она встретится с ним? А ведь с каждым уходящим месяцем ее шансы родить ребенка уменьшались.
Вирсавия набрала пригоршню воды и ополоснула пылающие щеки. Ей было не по себе, и она знала почему. Каждый раз, когда она совершала ежемесячное ритуальное омовение, ее охватывала жалость к самой себе. Какой смысл готовить себя для мужа, которого никогда не было дома? Будет проходить месяц за месяцем, а она так и не познает счастья материнства. Глаза наполнились слезами, в сердце поднялся гнев. Отчаяние захлестнуло ее.
— Ваша ванна готова, госпожа.
Вирсавия скинула одежду и ступила в ванну, приготовленную для нее в глубине внутреннего двора ее дома. Прозрачный полог защищал дворик от лучей палящего солнца. Служанка медленно лила воду на Вирсавию, и она начала мыться. Потом Вирсавия вышла из ванны и подождала, пока служанка выльет грязную воду. Наслаждаясь прохладой высыхающих на ее теле капелек воды, Вирсавия подняла тяжелую массу черных волос. Вернулась служанка, и Вирсавия снова шагнула в ванну. От потока прохладной воды, хлынувшей на ее разгоряченное тело, у Вирсавии перехватило дыхание. Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и подняла голову, проведя руками по телу, чтобы вода побыстрее стекла.