Открылись ворота. Появился стражник, за ним шел Урия.
Сердце Вирсавии гулко стучало, пока ее муж приближался к ней. Женщина медленно повернулась и немного отошла от ворот, чтобы наедине поговорить с мужем. Когда Урия остановился перед ней, Вирсавия подняла глаза и увидела, что он встревожен. Он внимательно изучал ее лицо, но ничего не говорил.
— Царь прислал в наш дом кушанья, чтобы поприветствовать тебя, — сказала Вирсавия, ее голос дрожал.
Глаза Урии вспыхнули, и выражение его лица заставило Вирсавию похолодеть. Он догадывается? Его лицо стало каменным.
— Так, — сказал Урия и больше не произнес ни слова.
Он знает!
Вирсавия увидела злой блеск в его глазах, ей захотелось упасть к его ногам и умереть. Что может быть ужаснее для мужа, чем узнать, что его любимая жена изменила ему с другим мужчиной, и этот другой — царь, которого он всегда любил и которому служил многие годы? С таким же успехом можно было вытащить из-за пояса мужа меч и вонзить ему в сердце. У Вирсавии перехватило дыхание, в горле стоял комок. Что я могу сделать? На глаза навернулись слезы, руки ослабели, и покрывало соскользнуло на плечи.
— О, Урия…
Больше она ничего не могла произнести. Вирсавия дрожала от стыда и горя.
— Они ждут, что я убью тебя там, где ты стоишь, — хрипло произнес Урия.
— Так и сделай.
Разве есть ей оправдание? Что она может сказать в свою защиту? Как бы Вирсавию ни оскорбляло поведение Давида, она не могла во всем винить его одного. Царь не принуждал ее, она сама страстно стремилась к нему. Теперь Вирсавия видела, чего это стоило человеку, который действительно любил ее. Она опустилась на колени и взяла в руки камень. Выпрямившись, она протянула камень Урии.
— Ты имеешь право.
Он стиснул челюсти, по его щекам потекли слезы и потерялись в бороде. Он взял камень и зажал его в кулаке. Вирсавия видела, как муж боролся со своими чувствами. Казалось, время остановилось. Наконец Урия покачал головой и выронил камень. Когда он поднял руку, Вирсавия подумала, что он ударит ее, но он нежно дотронулся до ее лица. Поглаживая большим пальцем ее щеку, мокрую от слез, Урия пристально посмотрел жене в глаза, и Вирсавия поняла, что прощена. Она прикрыла своей ладонью его руку и закрыла глаза, но почувствовала, как рука Урии выскользнула из-под ее ладони.
Вирсавия смотрела, как ее муж медленно, опустив плечи, уходил от нее. Стража открыла ворота ровно настолько, чтобы ему можно было пройти внутрь, во двор, где он проведет ночь вместе с такими же, как и он сам, воинами, посвятившими свою жизнь служению царю. Затем ворота захлопнулись, и стража вернулась на свой пост.
Вирсавия больше никогда не видела Урию.
Давид сжал подлокотники трона.
— Что ты имеешь в виду? Урия провел всю ночь с моими слугами у ворот?
Он старался не кричать, хотя при мысли о мучительных часах, проведенных им в последнюю ночь, когда он представлял себе, как хеттеянин ласкает Вирсавию, в его сердце поднимался гнев. Как Урия осмелился не подчиниться его приказу!
— Я сказал ему что он может пойти домой.
— Он спал у ворот, господин мой, царь, вместе с твоими слугами.
— Приведи его ко мне.
Когда слуга ушел, Давид постарался взять себя в руки, чтобы собравшиеся люди не увидели его раздражения. Он будет великодушным и даст хеттеянину еще одну возможность сделать то, что от него требовалось.
Когда пришел Урия, Давид всех отпустил и с улыбкой посмотрел на приближавшегося воина.
— Что это я слышу, друг мой? — обратился Давид к Урии. Он хотел поговорить с воином не как со своим слугой, а как с давним другом. — Что с тобой случилось? Почему ты не пошел домой после такой длительной отлучки?
Темные глаза Урии были непроницаемы.
— Ковчег и войско Израилево и Иудино находятся в шатрах, а Иоав и другие военачальники спят в открытом поле. Как же мог я пойти домой, есть, пить вино и спать со своей женой? Я клялся, что никогда не нарушу этот обет.
Давид покраснел. Хеттеянин делает ему выговор? Он говорит, что ковчег и войско находятся в шатрах, в то время как царь ведет праздную жизнь в своем дворце? Давид почувствовал укол совести. Стараясь дышать медленно, чтобы успокоиться и остудить горячую кровь, бегущую в его жилах, он откинулся на спинку трона и рассматривал Урию.