Виршевая поэзия (первая половина XVII века)

И не вем, како ко пристанищу господь принесет
И многогрешную душу мою от смерти спасет.
Обаче — его, создателева, воля во всем,
Аще чистое покаяние к нему, творцу своему, сопривнесем.
Еще же надежда на твои, государя моего, молитвы
Меня зде избавит от бесовския ловитвы.
Он, творец наш и бог, вся наша совести свесть,
Како всякого ко спасенному пути привесть.
И ныне что к тебе, государю моему, учну писати? —
Недостоин бо есмь окаянный на небо взирати.
И како учну у него, творца своего, милости просити
И к тебе, государю моему, приуступати?
Весь бо есмь окаянный злыми делы осквернен
И поганскими делы всегда осумерен.
И паки заповеди твоя преступаю
И во гресех аки свиния в кале пребываю,
Понеже паки не могу себе удержати
И твоя повеления во уме своем соблюдати,
А страх божий в сердцы своем воспоминати
И к вечному жилищу своему помышляти.
Обладала бо мя леность с нерадением
И света сего суетнаго зелным люблением,
Кще же и окаянное презорство з безстрашием.
Яко же погашается огнь много плачнем,
Такожде моим многим и неподобным деанием
И страха господня мыслию своею невнима<нием>
Погашается душевная моя свеща,
Николи же бо об ней соперника увеща.
Всегда мя нудит злая и неполезная содевати
И многия своя составляет на мя рати.
Чтоб многогрешная душа моя погибла
И никакоже бы от тмы к свету возникла.
И страх божий в сердцы моем от меня отиде,
И вышереченное то безстрашие сопривниде.
Обаче не отщетеваюся его, Христа моего и бога,
И да сподоблюся небеснаго его чертога.
Он бо, творец наш и бог, милостив ко всем,
Аще покаяние истинное к нему, творцу, сопривнесем,
Может страх свой и трепет в свое создание вложити
И от грешна и недостойна — праведна учинити.
И паки что воздам ему, Христу моему и богу?
И како достоин буду небесному его чертогу?
И како, недостойный и скверный, себе нареку
И тебе, государю моему, снабдителю, изреку?
Умножиша бо ся грехи моя паче песка морскаго,
Возрастоша бо во мне от обычая моего злаго.
И паки уподоблю се дождевым каплям, —
Всяк бо человек от греха аки от змия хаилем.
Потом число их арметичное[408] и умножается,
Арафметичное[409], каждо бо во гресех своих и раждается.
Того ради обдержит мя страх и срам,
Понеже осквернен есть телесный мой храм.
Како к тебе, государю моему, снабдителю, дерзну
И от злых и неподобных дел моих возбну,
И отверзу к тебе недостойная моя уста,
Понеже окаянная душа моя добрых дел пуста
И яко рекомая тамо неплодная смоковница,
Недостойна бо быти христианским душам ровница?
И како к тебе, государю моему, снабдителю,
Никакоже заповеданная мне тобою внемлю? —
Всегда бо святая твоя словеса мимо ушес своих пущаю
И никако же паки повеленная тобою исполняю.
И яко заблудшая овца в горах скитается,
Некогда же от чювственнаго волка восхищается
И, весма безумная и несмысленная, от него погибает,
И живота своего отнюд не обретает,
Такожде и моя грешная душа заблудила зде,
Не обретает же себе покоя и пристанища нигде,
В мирских сих суетах, скитающися, погибает
И никако же от тмы к свету душевному возникает.
Аще не твои праведныя молитвы поспешат,
То уже мои чювства все к концу зрят,
И уже день мой прихода к вечеру становится,
А окаянная душа моя к добрым делам не тщится.
И паки уже секира моя при корени древа лежит,
А окаянная душа моя о добрых делех не радит:
Всегда в злых своих делех пребывает
И вечных благ в себе не воспоминает.
И не вем, како ум свой и мысли приложити,
Чтоб мне, грешному, заповеди твоя хранити
И от злых и неподобных дел своих отступити,
И с Христом моим и богом во веки веков жити.
Всегда наказателных твоих слов небрегу,
Аки конь или пардус ко греху скоро бегу,
Или аки некая стрела от стрелца летит,
Такожде и страстная моя душа ко греху варит.
И никогда же паки воздыхаю о своих гресех.
Аз же грехи своими окаянен есмь паче всех.
Я бых окаянный страстный яко каменосердечен,
И мнюся быти всех вяще, яко долговечен.
И паки не помню души своей от тела разлучения
И не воспоминаю ей тамо мучения.
Всегда упражняюся о телесней своей потребе
И николи же помышляю о животном хлебе.
Его же причастився, человек жив будет
И от смерти к животу воставает.
Аз же объят есмь блудным помышлением
И гордостным, и высокоумным возношением.
Ох, ох, увы, увы! Како, окаянный, спасуся
И от злых и неподобных дел своих свобожуся?
И что ми в сем суетном веце поможет
И от тмы вечныя извести мя возможет?
Аще твои, государя моего, молитвы не преуспеют,
То всякия грехи моя казнь ми содеют.
Вы бо истинии бдители о грешных душах наших,
Приводите их в божественный страх.
Сего ради, грешный, плачюся и воздыхаю
И пред твоими святыми ногами себе пометаю:
Поели своя праведныя молитвы ко господу богу,
Да подаст милость свою попремногу,
Да избавит мя тамо от вечнаго мучения
И твоего ради к лему, творцу нашему и богу, моления.
Прочее, государь, буди покровен десницею вышняго бога,
Да сподобит тя небеснаго своего чертога
И меня, грешнаго и недостойнаго, простит
Во всем моем неисправлении,
Да не буду, государь мой, в вечном оном мучении.
И негли святыя твоя молитвы ко господу богу поспешат,
И от рук бесовских многогрешную душу мою свободят.
Во веки веков, аминь.