ИВАН ФУНИКОВ
Послание написано около 1608 г. тульским помещиком Иваном Васильевичем Фуниковым, который был захвачен восставшими крестьянами Ивана Болотникова в Туле, осажденной войсками Василия Шуйского. Рассказ Фуникова о расправе над ним восставших выдержан в характерном для повествовательных произведений Смутного времени стиле: в нем сочетается проза и раешный стих. Подобным образом построены «Иное сказание» 1606 г., «Сказание» Авраамия Палицына (см. ниже), многие «подметные» письма. Наиболее очевидным адресатом послания был князь Г. К. Кривой-Волконский (см.: Солодкий Я. Г. Об адресате «Послания дворянина к дворянину» // ТОДРЛ. — Т. XXXIX. — Л., 1985. — С. 344-345).
Текст послания печатается по изд.: Адрианова-Перетц В. П. Русская демократическая сатира XVII века. — М., 1977. — С. 183-184.
ФЕДОР ГОЗВИНСКИЙ
О Федоре Касьяновиче Гозвинском известно немногое. Вероятно, поляк или белорус по происхождению, в годы царствования Василия Шуйского (1606-1610) он состоял на службе в Посольском приказе в должности переводчика с греческого и польского языков. Можно лишь предположить, что своим отменным знанием греческого языка Гозвинский был обязан учителям школы Львовского Ставропигийского братства — единственного в то время православного учебного заведения, где преподавание греческого было поставлено на должной основе. Примечательно, что один из видных профессоров Львовской школы, ее первый ректор и составитель еллино-славянской грамматики «Адельфотис» (изд. 1591) — грек Арсений Элассонский (1549-1626) жил в Москве с 1589 г., будучи архиепископом Архангельского собора в Кремле. Не исключено, что Арсений, организовавший в Москве греческую школу, и Гозвинский знали друг друга.
«Вирши» являются стихотворным предисловием к «Притчам или баснословию Езопа Фриги» — первому в России переводу эзоповых басен, выполненному Гозвицским в 1607 г. Вместе с «притчами» Гозвинский перевел не менее баснословное жизнеописание Эзопа, приписывавшееся византийскому филологу Максиму Плануде (1260-1310), а также теоретические суждения о басне из риторических прогимнасм латинского грамматика Авзония (ок. 310-393). Перевод Гозвинского, пользовался огромной популярностью у русских читателей в течение всего XVII в., о чем свидетельствуют его многочисленные списки и редакции. Одна из таких редакций самого предисловия (назовем ее «православно-благочинной») приводится нами в разделе «Анонимное стихотворство».
Текст «Виршей» печатается по изд.: Тарковский Р. Б. Государев толмач Федор Гозвинский и его перевод басен Эзопа // Вестник ЛГУ. — No 14. — Сер. Истории, языка и лит-ры. — Вып. 3. — Л., 1966. — С. 106 (по списку ГПБ, Q. XVII. 272, л. 41 об.).
«Слово» представляет собой отдельную (21-ю) главу «Тропинка» папы Иннокентия, переведенного Гозвинским с польского языка в 1609 г. Оно завершает поднятую в предыдущих главах книги тему аморальности «сребролюбия», которое, по христианскому нравственному кодексу, считалось вторым после гордыни «смертным грехом». Обличение сребролюбия было предметом постоянной заботы русских стихотворцев первой половины XVII в. (ср. «Послание некоему сребролюбителю» Антония Подольского и др.). Стиховая структура «Слова» специфична: важная конструктивная роль в ней отведена синтаксическим параллелизмам, рифмованным книжным пословицам.
Текст печатается впервые, по списку XVII в. ГБЛ, собр. Н. С. Тихонравова, ф. 299, No 242, л. 211-211 об.
Завершив перевод «Тройника», Гозвинский сделал в рукописи характерную моноритмическую запись — «писцовую помету», удостоверяющую его авторство. Однако от стихотворных «помет» других русских писателей первой половины XVII в., выдержанных в духе традиционного самоуничижения, ее отличает необычный пафос гордого самовосхваления автора и едва ли не признание им своей интеллектуальной исключительности. Это говорит о том, что Гозвинский-поэт все же следовал установкам не древнерусского, а скорее — западно-европейского литературного этикета.
Текст «пометы» печатается по публикации: Тарковский Р. Б. Государев толмач Федор Гозвинский... — С. 105 (по списку БАН, 33. 20. 10, л. 129 об.).
АНТОНИЙ ПОДОЛЬСКИЙ
Сведения о жизни Антония Подольского весьма противоречивы. Еще в прошлом столетии многие ученые полагали, что Антоний был украинским ипоком, переселившимся в 10-х гг. XVII в. в Москву. Между тем в сохранившихся сочинениях писателя («Слове о многопотопном и прелестном пьянстве», «Слове о царствии небесном, богом дарованном и вечном, и о славе святых...», «Слове о разслабленном и немужественном и изумленном страховании, написанном к некоему другу» и др.) нет ни украинизмов, ни белорусизмов: все они написаны на типичном для московских книжников первой половины XVII в. церковнославянском языке. Поэтому более убедительным представляется мнение, что Антоний был русским, а своим прозвищем — Подольский — был обязан не Подолии, а, к примеру, селу Подол (ныне г. Подольск), являвшемуся тогда вотчиной Данилова монастыря, или Подольскому монастырю, что находился рядом с Троице-Сергиевым монастырем. Старинные Разрядные книги свидетельствуют, что в 10-20-х гг. XVII в. в московских приказах служил подьячий Антон Подольский. В 1615-1617 гг. он был причислен к штату Денежного стола Разряда, получая хорошее жалованье в 33 рубля (см.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. — М., 1975. — С. 416). Из обнаруженной нами переписки Подольского с игуменом Богоявленского монастыря, справщиком Ильей следует, что Антоний был очень деятельным человеком. В 1617-1619 гг. он выполнял сразу несколько служебных обязанностей, в частности, имел прямое отношение к книжной справе Печатного двора. В это время разразился его конфликт со справщиками Иваном Наседкой, Дионисием Зобниновским, Антонием Крыловым и др., внесшими дополнения в текст Требника, против которых он написал обличительный трактат «о просветительном огне» (сочинение это не сохранилось, о его содержании известно из ответа Ив. Наседки). Антонию удалось добиться кратковременной победы: его противники были осуждены и отправлены в заточение. Однако вернувшийся вскоре из польского плена Филарет Никитич Романов, ставший патриархом, поменял противников местами. Предположительно в 1619 г. Антоний был осужден на Московском соборе по двум обвинениям — за порчу печати, по которой была отлита партия цат — мелких монет, и за фривольные поправки в тексте готовившейся к печати Псалтыри (М., 1619). Так и не получив прощения патриарха Филарета, умершего 1 октября 1633 г., Антоний, по его словам, продолжал отбывать «во изгнании далних стран» «беззаконное» наказание. «И оттоле даже и до ныне, — писал он Илье, — их наместницы люте на мя скрежещут зубы своими многими темницами. Студению и гладом, и нерешимыми юзами вяжут мя нищаго. И хотят уморити мя безвременною злою смертию» (цит. по рукописи 30-х гг. XVII в. ГБЛ, собр. И. К. Андронова, ф. 726, Л» 2, л. 237 — 238 об.). В 20-х гг., однако, он посылался то на Двину, то в Козельск со служебными поручениями, и даже получал неплохое жалованье (см.: Панченко А. М. Подольский Антоний // ТОДРЛ. — T. XL. — Л., 1985. — С. 152). Хотя, разумеется, то была служба опального чиновника. В середине 30-х гг., по царскому указу, Антоний был привезен в Москву «в железных юзах». Что последовало далее, неизвестно. В пошлинных книгах Печатного приказа под 1663 и 1669 гг. упоминается некто «белозерец» Антоний Подольский, владевший землями в г. Перемышле. Но причастность этих сведений к нашему писателю сомнительна.