Виршевая поэзия (первая половина XVII века)

Авраамий Палицын

Стихи о том, «како господь немощных укрепи противо сопостат» из Сказания об осаде Троицкого монастыря

И разумешя вси чюдотворца молитвы и поспех,
И уже нази не боятся блещащихся доспех.
И хотящей дом пресвятыя Троица гордостно низложити осадою,
Всегда обагряеми кровьми бегают от немощных низлагаеми подсадою.
И ждущей приати различныя муки
В руки своя прияшя крепкиа луки.
И лениви бышя к жерновом востающеи мельцы,
Внезапу бышя на сопротивных удалые стрельцы.
Не часто уже ударяются к стенам носящей на главах шлемы,
Смерти бо ищущей во очеса тем верзающеся яко пчелы;
К язвам же сынове беззаконнии всегда суть терпки,
Но зверски низлагаются кормящимися серпы.

Предполагаемое изображение Авраамия Палицына. ГИМ, XVII в.

Стихи о «побиваемых у дров» из Сказания об осаде Троицкого монастыря

И мнозем руце от брани престаху;
всегда о дровех бои злы бываху.
Исходяще бо за обитель дров ради добытиа,
и во град возвращахуся не бес кровопролитна.
И купивше кровию сметие и хврастие,
и тем строяще повседневное ястие;
к мученическим подвигом зелне себе возбужающе,
и друг друга сим спосуждающе.
Иде же сечен бысть младый хвраст,
ту разсечен лежаше храбрый возраст;
и идеже режем бываше младый прут,
ту растерзаем бываше птицами человеческий труп.
И неблагодарен бываше о сем торг:
сопротивных бо полк со оружием прискакаше горд.
Исходяще же нужницы, да обрящут си веницы,
за них же и не хотяще отдааху своя зеницы.
Текущим же на лютый сей добыток дров,
тогда готовляшеся им вечный гроб...
Их же господь еще закры, тии благодарствоваху,
а их же суд постиже, тии злые рыкаху.
Отец бо исхождаше, да препитает си жену и чяда,
и брат брата и сестры, тако же и чяда родителей своих;
и вкупе вношаеми бываху дрова
и человеческаа глава.

Евстратий

Сей стих римляне нарицают серпентикум версус, с греческаго языка ερπων επω.

Иван Шевелев-Наседка

Из «Изложения на люторы»

Дива убо есть велика та палата видети[59],
Христианом же истинным зело ю достоит ненавидети.
Златом убо и сребром много устроена телеснаго та,
В них же тайна блудная вся открыта срамота,
Их же блудным рачителем в виде зрети утешно,
Конец же зрения есть мучение вечно безутешно.
В толику убо гордость король он Христианус[60] произыде,
Яко же и сатана на северныя горы мыслию взыде:
Горе убо устроил двоекровную палату,
Долу же под нею двоеимянную ропату,
И по-лютерски нарицают их две кирки[61],
По-русски же видим их: отворены люторем во ад две Дирки;
Горе убо устроен в палате блуда и пианства стол,
Долу же под ним приношения пасения их на божий престол;
Горе бо в палате бесование земное,
Долу же в кирке приношение, по их, небное.
Многих же вводят в кирку ту смыслу королевску дивитися,
Велеумным же мужем не подобает безумию их дивитися:
Явный бо той есть враг божий,
Иже возвысился на образ божий.
Нигде убо в них и инде не видети написанных образов божиих,
Яко же дивным письмом в тех дву кирках не божиих,
И не на поклонение святыя иконы добротою в них воображены,
Но в урок христианом, святых икон поклонником, предложены.
Поне же в выспрь убо над самем тем престолом королевское место,
Долу же под ним образу божию отнюдь быти не место.
Аще бо горе бесованию быти пиршественному,
То отнюдь невозможно быти доле возношению божественному.
И естеством Благий вся терпит до конца,
Не кающихся же о сем имать мучити без конца.
И о сем не бывшим тамо православным христианом греческого закона несть ведомо,
Ныне же буди всем православным христианом о их злочестии сведомо,
Яко во всем господне учение отвергоша.

Написание о лютом враге Мартине [62] ,

в лепоту рещи — о блядивом сыне,

иже вся своя ереси в все концы ввел

и всех их во дно адово свел

Еще же рцем о нем, прелютом враге креста Христова,
Недостоин бо окаянный благодатнаго слова.
За свое злое еретическое учение
Поверг себя в тартар в вечное мучение.
Того ради проклят и препроклят от всех человек
В нынешний настоящий и будущий век.
Превратил бо, окаянный, християнскую веру
На свою проклятую еретическую меру,
Не у нас же зде, у провославных,
Но у отступлших от нас не весма от лет давных.
Обрете окаянный слабых и нетвердых людей,
Яко же сатана — беззаконных июдей,
И вниде в них злым своим бесовским коварством,
Улови Июду неправедным богатством.
И возмути их на самого господа нашего Иисуса Христа,
Ему же покланяется всякая православная верста.
Они же, злодеи, самого творца своего и бога распяша
И сами себе, окаяннии, связаша.
Тако же и окаянный Мартин вниде во вся немецкия люди
И сотвори их, злодей, аки песьи груди,
И улови их и прелсти на своя злыя дела,
И та ево злая прелесть всех с ума свела.
Они же уязвившеся своими сердцы на его прелесть,
Того ради вси поидоша во адову челюсть.
И вси утвердишася на его злом учении,
За что и ныне обретаются в мучении.
Мы же, православнии, держим свою правую веру неизменно;
Да будет всем верующим несуменно,
Яко вера наша христианская сый столп водружена
И от самого господа нашего Иисуса Христа и от святых
его апостол предана,
И потом от святых вселенских соборов утвержена,
И яко на основании твердем укреплена.
Аще и прелютый враг, Мартин, такову прелесть учинил,
И злый ученик его Калвин[63] тако же превратил.

Старейшее из известных изображений Лютера: «Доктор Мартинус Люттер, августинец. Виттенб (ерг)». Гравюра, XVI в.

Мнелися, злодеи, веру християнскую развратити,
Ино несть мощно адовым вратам церковь божию затворити.
Основана бо паки на камени твердом
И на всяком сердце милосердом.
Силен убо есть господь — не даст грешным жезла на свои жеребьи[64],
И созжет нечестивых аки предилныи изгреби.
Токмо окаянный во уме своем мнелися
И своею неблагодарною мыслию прелися,
И, завидев друг друга, един единаго...
Да не ведет в конечную беду,
И поставиша его пред людми на среду,
И сожогша его на месте, глаголемом <Же>неве.[65]
И тако испусти живот свой в такове гневе.
И потом насташа Михаила Сведа ученицы
И начаша учити западныя и полуночныя концы.
И первие окаяннии нарекошася иконоборцы.
И всякаго нечестия и беззакония единодворцы,
И самаго сатаны истинные угодницы,
И всего християнскаго закона расколницы.
В лепоту убо рещи, антихристов предтеча,
Словеса бо его, злодея, бывают аки бранная сеча.
У нея же во время роду многи главы кладутся,
Тако же и от таковаго ради врага бесчисленныя души во ад несутся.
Развратил бо тако окаянный весь християнский закон.
Просто же молвити, аки водный зверь дракон,
Иже самый диявол, сатана имянуется,
И яко велия гора в море волнуется,
Иже всем сущим в водах царь нарицается.
Такоже и тот окаянный Мартин во всех немцах прославляется,
Яко же и выше речей, за еретическое то злое составление