Вирши

5

Бодай бысь земле терней не родила,
Сличная рожа лепей бы не была.
Нижли на Бога зрети пораненна
Тернием острым до мозгу збоденна.
Леч сам велелесь, Христе, ей родити
На казнь Адама люб сам мелесь быти.
Вторым Адамом венцы ся выпелнило
В тобе первому, што се назначыло.
За Исаака козел зготованый
Богу на жертву тернем затрыманый[123].
Ты, Христе, за всих рачилесь терпети,
На главе терне надлежало мети.
Але гды ости тебе проникают
Всех сердца наша напол умирают.
Мдлеют, кгды ты всих жывот сомдлеваеш.
Мрак в слонцы же ты навеки складаеш.
Ктож весол будет? — сами плачут неба,—
Тренов, ляментов на тот акт потреба.
Зачни плач ревный, кому Бог есть милый:
Арфа при арце, трен до той могилы[124].
Трен главе, а трен сердцу подобает,
Кгды в труне в терню трону всих глава мает.

6

Што то за рожа в терню руменеет?
Што за пурпура в гробе червенеет?
Обач, чловече, если ме купина
Горит, видена през Аврамля сына.
Зложи сапоги греховные злости
Так прийди смеле до оптертых кости,
З сукри и тела, а тернь покравленный
Обачыш, яко дров святое запаленны
Купина в теле, леч огнь угашает,
Кгды и душа з телом, ах страх, разлучает.
Мноство греховных вод тому причина,
Же згасла светлость плоти Бога сына.
Ровный полудню стался пулноч праве:
Хто видел, обач, познай по поставе.
Познай, матко, чы того ж родила,
Чы то ест Исус, спытай Гавриила[125].
Тые ли уста, солодшые слова
З себе пущалы, ниж мед гортань Львова?
Чы тые руки хорых исцеляли,
Тые ли рызы крвоток гамовали?
Рекнете тые, а сам в крви, пытаю,
Чему и в язвах врага оглядаю.
Уста посмяглы, чеж не мовит слова?
Ах, для нас грешных в ним устала мова.
А мы што ж будем к нему глаголати?
Гойне, бы воскресл, слезми полевати.
Метко жалосна, полно жалю мати,
Якось так тяжны боль могла стрымати,
Кгды як Израиль крваву шату[126] сына
От сынов приял, ты от Никодима[127]
На руцы Христа своего принялесь,
От зверов диких пошарпана всего.
Матки, уважте, яка радость была,
Мария раны кгды Христа личила.
Як очи слезы гойно вылевали,
Кгды в раках очей Христовых шукали,
Як рэнки модно осцем посекала,
Кгды острость торней з костей выточала,
Злиплые кровью розберала власы,
О як рыдала жалосными гласы!
Кгды омывало пречистое тело,
Болш, ниж водою, слезми, рекну смело.
Кгды во гроб клала, што были за слова:
Ах, ах, ах, сыну! юж и я готова
На смерть с тобою, чему и оставляеш,
На боль, на лямент, на плач мя выдаеш!
А в таком жалю ей потеха была,
З цными невесты што слезы делила.
Вы, цные жены, чему так суровы,
Чем з Мариею плакать не готовы?
Блажен, хто плачет ныне з Мариею,—
Будет причастен утех в небе с нею.

7

Спытай, чловече, хто тут похованы.
Скарб ест положен неошацованы —
Свет весь, котрым откупил Бог собе
В скрини то лежит, а не в темном гробе.
Ныне на крестной шали отважены,
За тридцать сребных усюды куплены[128].
Хто хочет, может и тоней купити
Без сребра, за слез источник обфитый.
Ангельским хлебом Христос нареченны,
На столе пре то гробным положенны.
«Источник живый» он ся называет.
Хто жаждет, нехай к нему се зближает.
Снопу пшеницы чрево прировнано,
Як цепы пре то бичми вышлачано.
Гроздь зрелы он есть, под камень вложены,
Абы як прасом могл быть вытиснены.
Хто прагнет вином тем веселым быти,
Треба до грозду уста прытулити.
Дай кожды сердце за Винницу ему,
Утешай в жалю Марию девицу.
Поможи плачу при том то погребе,
Абы ся утешил вечне потым в небе.