– Зачётная идея! – хвалю Рисбо. – При этом можно вообще избавить оружие от системы уровней, прямо как у нас в Виртронации.
– Согласен, – кивает Синклер. – Тут не только разрешено использовать любое оружие. Точнее, мы даже сейчас, в самом начале игры, способны использовать любое оружие из этой игры, которое будет отдавать весь урон. И даже думаю, что мы будем способны вот этим оружием, – поднимает на секунду свой молот. – Побеждать самых сильных врагов.
– Хотя если игра не эксплуатирует нейроинтерфейс, то уровни оружию лучше оставить, – уточняю. – И игрокам тоже. А то со скуки все помрут.
– Пожалуй в Виртронации интереснее! – делает заключение Тучка.
И действительно, если, например, сравнивать меч и камень, то меч наносит больше урона, чем камень. Это происходит потому, что камень не может протыкать, или рубить. А если сравнивать простенькие мечи с какими-нибудь якобы мощными, то по урону они практически не должны отличаться. Разница в уроне может быть лишь за счёт разницы в весе, да и то не большая. Всё потому, что тут нет уровней. Можно взять в начале одно совершенно любое понравившееся оружие и играть им всё время. Можно даже сразу взять какой-нибудь большой тяжёлый меч, если сможешь его добыть. Если, конечно, мозг позволит его поднять и использовать. Даже в таком случае этот меч не будет намного лучше простенького клинка, которых в каждой лавке полным-полно. Качество боя полностью зависит от врождённых, или приобретённых за жизнь характеристик. Всё это на пользу развития собственных нейроинтерфейсных навыков и для кошелька удобно.
– Типа мощнявую вы теорию двинули, – веселится Челс. – Просто ОМГ.
– ОМГ теория, – прикалывается Рисбо.
Все весело реагируют на высказывание и в разговоре возникает пауза. В этой тишине длинный пещерный коридор начинает навевать чувство некой недосказанности. Скорее всего, это моё личное. Всё то, что за последнее время открылось мне. И самое главное, это то, что я кажется становлюсь сенсориком.
Смотрю украдкой на Тучку. Сейчас она думает о чём-то. Надо как-то к ней подобраться и задеть. Если не получится в процессе, то хотя бы в конце нашего путешествия. Сделать что-то типа прощального рукопожатия. Можно конечно ей рассказать о моих избирательных ощущениях, но есть в этом что-то интимное и личное. Не хочется развивать, такие, довольно щекотливые темы. К тому же мало меня интересующие.
Может быть пока обдумать существование почти точной копии виртуального пространства гаража со спортзалом в мире снов. Как такое может быть? Кому и зачем это понадобилось? Возможно, я увидел лишь малую часть и на самом деле в том месте мира снов присутствует копия всей Виртронации…
– А у нас теперь будет вторая квартира, – хвастается Тучка. – Та, что напротив. Шестнадцатый номер.
– Когда в гости? – улыбается Синклер.
– Да ты чё, ещё рано, – смеётся она. – Только потолок есть.
– Всё норм, я как-нибудь приспособлюсь, – прикалывается он.
– Я бы на это посмотрела.
– Заценил бы, но так не катит, – отказывается Челс. – Обожду.
– А я глядел, – признаётся Рисбо. – Весь дом внутри видно. Я чуть до самого низа не упал.
Конечно же у них в Горске все остальные дома – пустышки, а именно, присутствуют, лишь для антуража. И значит все остальные двери, тоже просто нарисованы. Зачем создавать то, что скорее всего, никто никогда не увидит.
– Любопытно, для кого квартирка?
– А кто хочет живите…, – расщедривается Тучка. – Хочешь, ты Синклер.
– Только с одним условием…
– Да, только с одним условием, – смеётся она.
– ОМГ, вы опять! – встревает Челс, но по его тону, он вроде как не против услышать продолжение.
– С одним условием, – пытается договорить Тучка. – Все обои будут розовые.
Услышанное веселит присутствующих. Видимо, это их давняя игра, в которую они первый раз играют при мне.
– Думаю, ты в этой квартире собираешься проводить эксперименты над психикой мужчин, – рассуждает Синклер.
– А я надеялась, что вы мужчины не такие чувствительные, как женщины.
– Дело не в этом, – упирается Синклер. – Розовый цвет, это удар по репутации мужчины, а чувствительность, не признак женственности. Признак женственности, это женская реакция на чувства.
– И что это, по твоему, за женская реакция? – пытается понять Тучка.
– Допустим, парень стал сенсориком. Фактически, у него появились новые, более эфемерные, чувства. Значит он стал чувствительнее. При этом он не только не стал женственнее, но и даже стал мужественнее, потому что стал получать больше информации из окружения, а значит стал менее уязвим.