Уже не стесняясь Паши, Эллочка поведала нам свою печальную историю. Она всегда мечтала о крепкой семье, считала, что рождена для того, чтобы создавать уют в доме, растить детей и заботиться о муже. Образование? Ну его, конечно, надо иметь. Да и мужчинам нравятся образованные женщины, не умные, а такие, чтобы с ними не стыдно было показаться в обществе, чтобы могли поддержать любой разговор, ну и все такое прочее. Поэтому она и пошла на филфак. А карьерный рост — это не для нее. Хорошо, конечно, если есть возможность поездить по свету, посмотреть разные страны, познакомиться с чужой культурой, узнать, как и чем живут другие люди, но это совершенно необязательно. Гораздо важнее хорошая, дружная семья. Она любит своего мужа, который старше ее на десять лет, и с радостью сделает все, чтобы он чувствовал себя по-настоящему счастливым. А муж много работает, старается обеспечить семью, устает. Он интересный человек, внимательный, заботливый, только… только…
— Что здесь происходит?!
Я обернулась на голос и увидела в дверях высокого, коротко стриженного молодого человека в длинном черном кожаном плаще. Ничего себе, молодой человек, даже симпатичный, если бы не болезненно-желтый оттенок лица, темные круги под глазами и нездоровый блеск холодных зеленых глаз.
«Муж объелся груш», — почему-то пронеслось у меня в голове. Прямо-таки шекспировская трагедия.
— Повторяю вопрос: что здесь происходит?
За его спиной бесшумно возникла огромная фигура Кости Шилова, нашего водителя. Возникла и застыла в ожидании, словно предупреждая: «Будет буйствовать, готов способствовать, в смысле не буйству, а угоманиванию».
— Сережа?! — Эллочка отчаянно хлопала ресницами, а ее лицо бледнело прямо на глазах, хотя подумалось, что это просто невозможно. — Извини! Я не знала, что ты придешь…
— Неправильный ответ. Спросить еще раз?
— Сережа, я тебя умоляю, не надо скандала!
— Глупость сказала, и сама это знаешь, поэтому отвечать не буду. Следи за эмоциями.
Я скосила глаза на Пашку — он опустил камеру и осторожно пробирался к двери, обходя врага с тыла, словно боялся, что у него в любой момент потребуют кассету, и был готов с боем или посредством бегства защищать свое сокровище. Но нежданный визитер не обращал на его маневры никакого внимания. Пока…
— Сережа, пожалуйста! — в голосе Эллы звучала такая мольба, что мне захотелось немедленно подойти к ее мужу и от души отхлестать его по щекам. — Я тебе все объясню. Потом…
— Я к себе. Приму душ. Когда спущусь, чтобы в комнате было чисто.
И, даже не удостоив нашу теплую компанию ни кивком, ни взглядом, он направился к лестнице.
Пашка за его спиной стрелой метнулся к двери и ужом просочился мимо Кости на улицу.
Я словно завороженная следила за тем, как этот человек тяжелыми, ровными, уверенными шагами Командора поднимался вверх, минуя ступень за ступенью через абсолютно одинаковые промежутки времени, хоть метроном проверяй. Следом за ним, едва не задевая полами за ступени, волочился плащ, словно сложенные перепончатые крылья раненой гарпии с апокрифической картины средневекового художника.
Еще несколько секунд мы хранили изумленно-подавленное молчание.
— Извините. — Я очнулась от тихого, слегка дрожащего голоса Эллы. — Он с работы. Устал. Я не знаю, как это получилось… Он не должен был прийти в это время…
— Ничего страшного. — Я быстро вскочила. — Мы все прекрасно понимаем — человеку надо отдохнуть. Спасибо вам большое. Я позвоню. Завтра. Всего доброго.
Только в машине я окончательно пришла в себя, чтобы суметь хоть как-то прореагировать на случившееся.
— Слушайте, прямо демоническая личность какая-то!
— Ага. Питон Каа, — повернулся Пашка, сидящий на переднем сиденье. — Еще чуть-чуть, и я сам бы прыгнул к нему в пасть. Вместе с камерой. Надеюсь, хоть она-то встала бы у него поперек горла.
— А я думала, что он нас всех соберет в кучу, как мышат за хвосты, и спустит в один из своих роскошных финских унитазов, — с несвойственной для нее фривольностью выдала Лерочка.
— А потом еще руки в биде вымоет, — добавил Пашка.
— Вот уж никак не предполагала, что Эллочка за такую горгону замуж выйдет. Не-ет, лучше всю жизнь в девках проходить, чем жить с таким психическим Франкенштейном под боком.