— Какое это имеет значение?
— Ну, мне просто интересно, это было до или после их первой встречи офлайн.
— Просто интересно?.. А какая, собственно, разница?
— Мне кажется, разница есть. Если я видела их до первого семейного совета, значит Минору лжет, потому что на самом деле он знал отца еще до того, как все они встретились вместе.
— Верно, — кивнула Тикако. — В этом смысле, безусловно, очень важно точно знать, когда именно ты видела отца с незнакомыми людьми. Ты совершенно права.
Казуми нахмурилась:
— Так почему же вы до сих пор болтаете со мной, вместо того чтобы немедленно все выяснить и проверить?
Тикако проигнорировала эту явную грубость и постаралась ответить как можно вежливее:
— Дело в том, Казуми, что, рассказывая нам о тех трех странных случаях, ты не смогла назвать нам точных дат. Может, у тебя тогда в памяти все перепуталось…
— Я точно помню, что говорила вам, когда это произошло.
— Ты сказала только, что все это произошло за последние полгода, так что мы располагаем лишь весьма приблизительной информацией…
— Неправда, в каждом случае я говорила гораздо более определенно, я же помню!
Офицер Футигами вошла в кабинет и протянула Казуми упаковку лейкопластыря. Девушка между тем так увлеклась перепалкой с Тикако, что даже не взглянула на Футигами — на автомате протянула руку, взяла пластырь и зажала его в кулаке.
— Казуми, милая, — постаралась ее успокоить Тикако, положив ей руку на плечо, — не надо так беспокоиться! Мы знаем свое дело и сможем связать концы с концами, уж поверь! Сегодня нам нужно, лишь чтобы ты сказала нам, не похож ли кто-нибудь из этих людей на тех, с кем ты видела своего отца. Посмотри на них как следует, прислушайся к их голосам, может быть, ты еще что-нибудь вспомнишь. Больше нам от тебя пока ничего не нужно.
Казуми стряхнула ее руку с плеча. Она достала из упаковки полоску пластыря и принялась заклеивать палец.
— Мне очень жаль, — сказала Тикако. Эти слова вырвались у нее сами, помимо воли, — она действительно искренне жалела Казуми.
Девушка подозрительно посмотрела на нее, кое-как намотав пластырь на кончик мизинца:
— Жаль? Это еще почему?
— Я сожалею, что мы заставили тебя через это пройти.
Казуми вздрогнула и отвела глаза:
— Я в полном порядке.
— Да, я знаю, ты очень сильная. Но тебе, должно быть, сейчас очень больно. Любому на твоем месте было бы больно.
По ту сторону зеркала Минору угрюмо смотрел в окно, в то время как Рицуко о чем-то вдохновенно рассказывала полицейским, уже не обращая ни малейшего внимания на своего виртуального «брата».
— Душу невозможно разглядеть сразу, господин офицер, — доказывала девушка. — Когда люди встречаются, они видят лишь лица друг друга. Внешность ничего не значит. Родство душ — вот что важно. Но как его достичь? Когда я смеюсь, мои друзья и родители думают, что я счастлива. Они понятия не имеют о том, что на самом деле я всего лишь притворяюсь, стараюсь казаться такой же, как все, прячу свои настоящие мысли и чувства и ни с кем ими не делюсь… Никому нет до меня дела… Меня даже за человека не считают… Родители смотрят на меня как на предмет мебели… Зато в Интернете все по-другому. Там я могу излить душу, поделиться переживаниями — и меня обязательно выслушают и поймут…
В очередной раз водрузив очки на нос, Такегами сидел не шевелясь и внимательно слушал эту пламенную речь.
— Терпеть не могу таких зануд! — прошипела Казуми.
— Каких — таких?
Казуми махнула рукой в сторону виртуальной «Казуми»:
— Ну, вот таких, которые без конца треплются о родстве душ, самопознании и прочей бредятине. Уши в трубочку сворачиваются.
Тикако улыбнулась. Казуми продолжала хмуриться, хотя реакция Тикако ее, похоже, немного успокоила — девушка восприняла ее улыбку как знак примирения и немного расслабилась.
— Знаете, эта «Казуми» ужасно похожа на моего отца. Неудивительно, что они так поладили. Наверняка у папы с ней нашлось больше тем для разговоров, чем со мной за всю мою жизнь. Теперь я уже ничему не удивляюсь.
— Но ты ведь по-прежнему злишься на него за то, что он завел себе в Интернете виртуальную семью?
— Как же мне не злиться? По-вашему, у меня нет для этого повода?
«Кажется, Казуми наконец-то говорит искренне», — заметила Тикако.
— Моя мама не умеет злиться — ей это вообще не свойственно. Знаете, что она мне сказала, когда узнала, что отец завел в Интернете другую семью? «Наверное, твоему папе было одиноко. Наверное, он нуждался в тех людях, потому что получал от них то, чего не мог получить от нас. Видимо, мы его не понимали». — Девочка мастерски изобразила плачущие интонации матери и даже скопировала ее скорбное выражение лица. — По мне, так она сумасшедшая. Как можно быть такой доверчивой и мягкосердечной? Неужели в сложившихся обстоятельствах моя реакция действительно кажется вам странной? Скажите, детектив Исидзу, вы считаете меня злой и жестокой?