– Я тебя понимаю, правда понимаю, – серьезно сказала девушка. – Когда замыкаешься в себе, сосредотачиваешься на чем-то одном, можно сказать ограничиваешь свою жизнь рамками, за которые никого не пускаешь, то потом трудно начинать новое знакомство с кем-либо. Так что все нормально. Я понимаю тебя.
– Это хорошо, что ты меня понимаешь. Я сейчас на сайте посмотрю, во сколько сеанс и что показывают, и тебе напишу. А ты напиши куда за тобой заехать.
– Хорошо. До вечера.
– До вечера, – ответил Максим и с облегчением выдохнул, отключив вызов. – Ну и хрени ты нагородил. Может быть и на планерках получалось также? А ты говоришь одни дураки в администрации, может и не одни. Нет, нет, там было совсем не так.
Вечером, как и договоривались, Максим на иностранном автомобиле средней паршивости, хотелось бы сказать «поршивости», чтобы хоть как-то невзначай создать интригу и вскользь намекнуть на возможность наличия у Максима «Порше», но, видимо, даже графический редактор знает, что у Максима не может быть «Порше» и не оставляет никакой надежды на интригу, подчеркивая недопустимое к употреблению слово.
Во время сеанса Максим и Аня почти что не разговаривали, они оба смотрели фильм – так бывает, иногда люди приходят в кинотеатр и смотрят фильм, не разговаривают, не пьют пиво, не звенят бутылками и не шуршат пакетами, не вставляют постоянно свои глупые комментарии и реплики, не светят телефонами, не кричат рядом сидящему в ухо, а смотрят фильм. Аня и Максим смотрели фильм, иногда поглядывая друг на друга – иногда, когда звуки свирели в душе становились внезапно чуть громче.
– Хороший фильм, – сказал Максим, когда они выходили из кинотеатра. Надо же было что сказать. – Красивый и немного даже романтичный.
– Романтичный? Ну не знаю, может быть, – согласилась девушка. Надо же было что-то ответить.
– Я это к чему, – продолжил Максим, – совсем не хочется идти домой, заниматься какой-нибудь ерундой и ложиться спать. Если ты не устала и не сильно торопишься, давай проедем на набережную. Там можно прогуляться и поговорить. Холодно на улице, я согласен, можно и не гулять, можно просто посидеть в машине. А то ведь мы так толком и не познакомились, и не пообщались.
Аня вздрогнула и ничего не сказала в ответ. Ее взгляд стал немного растерянным.
– Что с тобой? – спросил Максим.
– Да ничего, особенного, – ответила Аня. – Тараканы …
– В голове, – закончил за нее Максим.
– Ага, они, – грустно улыбнулась Аня. – Можно и погулять.
– Ты что меня боишься? – спросил Максим. Аня кивнула в ответ и тут же помотала головой.
– Понятно, – улыбнулся Максим.
– То есть, не тебя лично, а в целом немного боюсь подобных ситуаций. Потому кроме работы и тренировок, никуда особенно больше и не хожу последнее время, – объяснила девушка.
– Со своими страхами надо бороться, – сказал Максим, открывая Ане пассажирскую дверь.
– Давай будем бороться вместе, – ответила Аня, садясь в машину.
– Да мне-то с чем бороться, – возразил Максим, но увидев выражение лица девушки тут же добавил, – да, давай бороться вместе.
Недалеко от города на берегу реки летом начали готовить грузовую площадку, для последующей работы – для приема больших партий и крупногабаритных грузов, и их хранения. За лето успели отсыпать и сровнять большую территорию около десяти гектаров площадью вдоль берега, затем выяснилось, что данная территория не подходит для приема грузов так как берег слишком крут и ее оставили. Место получилось живописным у удобным для прогулок, внизу под насыпью была река, казалось, что прямо над противоположным ее берегом висит бледная луна, а чуть ниже по реке яркими и многочисленными огнями светился железнодорожный мост, людей на берегу не было и вокруг была абсолютная тишина, которую изредка нарушали дуновения ветра и гораздо чаще голоса Ани и Максима. Они говорили много, весело и эмоционально, но больше о всякой милой и бессмысленной ерунде, которая, как и должно быть имела смысл только тогда и только для них двоих, непроизвольно изучающих жесты, мимику и интонации друг друга. Несмотря на милую ерунду, звуки душевной свирели и тающий между ним в феврале лед, каждый из них умудрялся параллельно разговаривать и с самим собой. Аня непроизвольно все время держалась на дистанции, Максим как мог старался ненавязчиво эту дистанцию сократить.
Вот о чем думал Максим: «Это следствие закона единства и борьбы противоположностей, своего рода поединок, – борьба «инь» и «янь», и здесь «янь» должен победить. Тем более что «инь» этого хочет, но не может сдаться без боя. Допустим, что я молодой Тайсон, в организме которого бушуют гормоны, я должен рваться изо всех сил чтобы сократить эту дистанцию используя «маятник», но заочно я слишком уважаю своего оппонента для того чтобы сразу же на первых секундах первого раунда провести мощную серию ударов, и тогда уже оппоненту не останется ничего кроме как связать меня в предосудительном клинче. Тайсон? Загнул, конечно, но, слава богу, никто моих мыслей не видит и не слышит. Подобно ударнику в смешанных единоборствах, я могу начать грубую напористую атаку и вынудить оппонента перейти в партер. Как самонадеянный футболист, чувствующий явное превосходство в уровне пробить с центра поля слабому на прием вратарю. Но захвати она меня сегодня в клинч, перейди в партер, окажись слабым на прием вратарем, завтра на утро я уже потеряю к ней интерес. А так я сам выгляжу нерешительным дурачком, как минимум сомневающимся».