Выбрать главу

Но Гринберга разоблачила его дальнейшая карьера. Вскоре после завершения процесса по делу “Макмартин” он снова давал консультации по случаю ритуального насилия над детьми. Посмотрев, как работает доктор Гринберг, Бет Варго вступила в группу “Верь детям”.

В апреле 1984 года Варго заподозрила, что ее четырехлетняя дочь подверглась сексуальному насилию в детском саду Центра еврейской общины Чикаго. О сексуальных домогательствах со стороны взрослых рассказали еще несколько воспитанников этого сада. Они описали “незнакомых людей”, которые занимались сексуальными “проделками” в этом центре. Но на этот раз о сексуальных преступлениях заговорили не только дети. Среди сотрудников центра оказались порядочные люди; своими свидетельскими показаниями они заполнили пробелы в рассказах детей.

Местный отдел помощи детям и семьям направил Варго к доктору Гринбергу.[4] Имя показалось женщине знакомым; недолго подумав, она вспомнила, где его слышала, – когда-то семейный врач советовал ей держаться от Гринберга подальше.

Доктор Гринберг не верил в “соучастие полиции и прокуратуры в насилии над детьми; он предпочитал работать с малолетними жертвами и взрослыми преступниками, восстанавливая между ними отношения, пострадавшие из-за сексуальных действий”. Как вспоминает Варго: “Поскольку в нашем случае речь шла о не внутрисемейной проблеме, не об инцесте, мы с мужем решили найти для нашей дочери другого консультанта”.

На встрече, организованной центром, чтобы обсудить с родителями ход расследования, Гринберг посоветовал провести для детей и воспитателей совместные сеансы терапии, чтобы они могли “поделиться своими переживаниями”. Психиатр акцентировал внимание на “стрессе” учителей, а не на психологической травме детей, и затеял горячий спор с детскими психотерапевтами. Он отказался верить свидетельствам сотрудников центра, которые утверждали, что малыши действительно подвергались насилию в детском саду. Затем Гринберг отказался от сотрудничества с полицией.[5]

Ситуация напоминала дело “Макмартин”. Две девочки рассказали своим матерям, что воспитатели угрожали убить их родных, если они заговорят. Дети настаивали, что в детском саду их били, кололи иглами и отвертками. Действительно, многие родители замечали царапины и синяки необъяснимого происхождения. Малыши также утверждали, что воспитатели в центре устраивали “игры голышом”.

“Это останется с нами навсегда, – сказала одна из матерей. – Такое невозможно стереть из памяти”.[6]

В 1987 году доктор Гринберг снова консультировал следствие по делу о насилии над детьми. Дело о детской порнографии, которую практиковала секта “Обрящущих”, так и не дошло до суда. Действия Гринберга вновь явно продемонстрировали его симпатии к ритуальным насильникам – и его роль в создании дымовой завесы над операциями ЦРУ. Секта “Обрящущих”, как считает большинство специалистов, представляла собой связанную с ЦРУ группу, практикующую ритуальное насилие. Они занимались детской порнографией, киднеппингом и опытами по кондиционированию сознания. Общаясь с сотрудниками таможенной службы из Таллахасси, штат Флорида, официальные лица из Лэнгли однажды признали, что Управление “контролирует “Обрящущих”.[7]

Вожаком секты был Мэрион Дэвид Петти, который сам себя называл “политической электростанцией”. В 1956 году он уволился из ВВС. Петти отрицал связь с ЦРУ, но его последняя жена была сотрудницей Управления, а сын, некогда служивший в “Эйр Америка”, – наркокурьером. По сообщениям полицейских информаторов, “Обрящущие” занимались “промыванием мозгов” и “сатанизмом”.[8]

После того, как доктор Гринберг обследовал детей и не нашел у них “признаков физических повреждений”, полиция Таллахасси прекратила дело против сектантов. Однако двое полицейских из Флориды настаивали, что видели признаки сексуального насилия своими глазами. Первоначальные документы по делу, как жаловался сотрудник министерства финансов в докладе для внутреннего пользования, были засекречены и стали недоступны для ревизии. В Вашингтоне сотрудники таможенной службы обнаружили среди документов секты указания по похищению и фотографированию детей. Тем не менее, дело закрыли – во многом благодаря доктору Гринбергу, который отрицал, что дети могли быть использованы сектой, проявлявшей интерес к программированию сознания.

Еще одним “экспертом” по вопросам насилия над детьми был любимец корпоративной прессы, сотрудник ФБР – агент Кен Лэннинг из лаборатории изучения поведения в Квантико. Он обеспечивал “скептиков” – в основном педофилов, пропагандистов ЦРУ и агентов контроля над сознанием в университетах и прессе – материалом для создания иллюзии дебатов. (Лабораторию создали три сотрудника министерства юстиции, один из которых, Марк Ричард, стал потом главным советником Жанет Рено по нейтрализации последствий трагедии с “Ветвью Давида”. Журналист Лэнни Синкин писал в “Портленд Фри Пресс”: “В своем недавнем интервью Дэниел Шихэн, главный юрисконсульт Христианского института отметил, что мистер Ричард закрыл много расследований, которые могли разоблачить тайные операции секретных служб, в том числе, убийства, контрабанду наркотиков и другие преступные действия, совершенные под предлогом борьбы с терроризмом”.)

Коренная ошибка в “докладе” Лэннинга – отрицание самого факта ритуального насилия над детьми. Компетентный сотрудник правоохранительных органов утверждает:

Я общался с Кеном Лэннингом, я знаю других людей, которые беседовали с ним, и все мы были не согласны с “мнением” Кена. Кроме того, нам не нравились цели, в которых использовался его отчет.

Должен заявить, что сам работаю в этой системе и имею определенный опыт в расследованиях. То, что я узнал о допущенных промахах, об их причинах и ловкой подтасовке фактов, было мне очень неприятно ‹…›

Кен Лэннинг – кабинетный аналитик, непосредственного участия в расследовании случаев ритуального насилия он никогда не принимал. Сотрудники правоохранительных органов иногда “консультировались” с ним по некоторым вопросам. Он даже не знал обо всех случаях РН. Ни отдел ФБР по работе с несовершеннолетними, ни прокуратура, ни полиция не вели статистики по ритуальным преступлениям. Никто не отслеживал этот вопрос: поэтому никто и не может авторитетно оценить распространенность случаев РН. Ведя дело, окружные прокуроры, если только обстоятельства не вынуждают, даже не рассматривают возможность ритуального насилия. Причина – закон о свободе вероисповеданий и документы типа отчета Лэннинга.

Лэннинг не смог дать ясного определения ритуальному насилию, это оказалось для него непосильной задачей. Он запутался и говорил окружающим, что предпочитает отнести РН к категории “группового секса” или “бандитского насилия”. Люди вроде Лэннинга не способны понять его культовый смысл. Это действительно непросто. Кроме того, Лэннинг не мог официально признать существование такого явления как ритуальное насилие из-за давления различных правительственных организаций, связанных с этой проблемой.

Существуют силы, которые хотят, чтобы все заявления о РН автоматически попадали в разряд “не заслуживающих доверия”. ФБР “напортачило”, по крайней мере, в нескольких расследованиях, связанных с РН; а в нескольких случаях утаило улики. Причастность ЦРУ выглядела еще более зловеще ‹…›

Описано много ритуальных убийств и случаев промывания мозгов.

Но Лэннинг притворился, будто ничего об этом не знает.[9]

Благодаря опытам над маленькими детьми, наука о контроле над сознанием сделала гигантский шаг вперед. Жуткие рассказы малышей из детского сада “Макмартин” окружает не исторический вакуум. За тридцать лет до событий в “Макмартине” похожие преступления превратили в кошмар детство Лин Мосс-Шармен, а ее саму – в подопытного кролика:

Я стала жертвой военных экспериментов в 50-х годах – еще маленьким ребенком. Мне очень тяжело писать о своих мучениях, потому что военные при помощи электрического тока провели фиксацию моей правой руки, чтобы в следующие десятилетия я не могла и не хотела общаться с окружающими посредством письма, печатания или рисования. Во время одного из сеансов пыток я получила множество ударов током через электрод, прикрепленный к моей правой руке; потом ее привязали за спиной и заставили меня ползать на коленях, опираясь на левую руку, “как собака”. Я очень долго не могла никому рассказать о том, что со мной произошло.