За три недели она заработала достаточно, чтобы купить себе вполне приличный велосипед, это тоже было вроде как чудо.
Примерно в это же время Шеветта начала встречаться после работы с парой других «Объединенных» велосипедисток, с Тэми Ту и Элис Мэйби, через них-то она и забрела тогда к когнитивным диссидентам. Забрела и познакомилась с Лоуэллом.
– Здесь у вас никто не запирается, – сказал Сэмми, глядя снизу, как Шеветта поднимает крышку люка.
Шеветта зажмурилась и увидела целую толпу копов, набившуюся в Скиннерову клетушку, попыталась рассмотреть, как они одеты, но не смогла. Затем она открыла глаза и просунула голову в люк.
Обычная, ежедневно наблюдаемая сцена. Скиннер лежит в постели, взгромоздив маленький телевизор прямо себе на грудь, из серых дырявых носков выглядывают желтые ороговевшие ногти.
– Привет, – сказала Шеветта, поднимаясь наверх. – Я привела Сэмми. Мы с ним вместе работаем.
В люк просунулись голова и плечи Сэмми Сэла.
– Здрасьте, – кивнул Сэмми.
Скиннер молчал, по хмурому морщинистому лицу бегали цветные отсветы экрана.
– Как поживаете? – вежливо осведомился Сэмми; он поднялся в комнату и прикрыл за собой крышку люка.
– Ты поесть что-нибудь принесла? – Скиннер словно и не замечал гостя.
– Джонни говорит, что суп будет готов чуть попозже, – сказала Шеветта, двигаясь к стеллажу с журналами, и тут же осеклась: ну надо же – сморозить такую глупость! Суп этот готов всегда, двадцать четыре часа в сутки, – Джонни заварил его много лет назад и с тех пор только и делает, что добавляет продукты в постоянно кипящий котел.
– Как поживаете, мистер Скиннер? – терпеливо повторил Сэмми. И подмигнул Шеветте. Он стоял, чуть наклонившись, чуть расставив ноги, и держал шлем перед собой, в обеих руках, ни дать ни взять – подросток, пришедший засвидетельствовать почтение папаше своей подружки.
– А чего это ты там подмигиваешь?
Скиннер щелкнул выключателем, и экран погас. Шеветта купила этот телевизор в Мышеловке, с контейнеровоза. Скиннер говорил, что не в силах больше разобрать, какие из передач «программа», а какие «реклама», что бы эти слова ни значили.
– Да нет, мистер Скиннер, – сказал Сэмми Сэл, – что вы, просто в глаз что-то попало.
Он переступил с ноги на ногу и стал еще больше похож на нервозного, неуверенного в себе подростка. Шеветта бы, пожалуй, расхохоталась, если бы не другое, важное дело. Прикрытая широкой спиной Сэмми, она пошарила за журналами. На месте, слава богу. Вытащим – и в карман.
– Сэмми, а ты смотрел когда-нибудь на город с нашей верхотуры?
Шеветта чувствовала на своем лице широкую придурочную улыбку, чувствовала недоумение Скиннера, пытавшегося понять, что же тут происходит, но ей сейчас все было по фигу. Она взлетела по стремянке к потолочному люку.
– Нет, лапа, никогда. Полный, наверное, отпад.
– Слышь, – сказал Скиннер, глядя, как Шеветта открывает люк, – что это с тобой, сдурела, что ли?
Но она уже поднялась в недвижность навалившегося на мост воздуха. Чаще всего здесь дул ветер, вызывавший острое желание лечь ничком и вцепиться во что-нибудь покрепче, но бывали и такие вот моменты мертвого, абсолютного затишья. Сзади послышались шаги Сэмми. Шеветта вынула футляр из кармана и шагнула к краю крыши.
– Подожди, – сказал Сэмми. – Дай посмотреть.
Шеветта занесла руку для броска. Цепкие черные пальцы выхватили у нее футляр.
– Ты что!
– Стихни. – Сэмми открыл футляр, извлек из него очки. – Отличная штука…
– Отдай!
Шеветта протянула руку, но получила только сланцево-серую скорлупку футляра.
– Видишь, как это делается? – Сэмми держал очки за дужки. – Слева «aus», справа – «ein». Вот так вот, слегка сдвинуть – и все.
В тускловатом свете, пробивающемся из люка, – длинные черные пальцы.
– Вот, попробуй сама, – сказал Сэмми, надевая на Шеветту очки.
Деловые кварталы Сан-Франциско, Пирамида, стянутая после землетрясения стальными скрепами, дальние горы – все это исчезло.
– Еж твою в двадцать, – пораженно выдохнула Шеветта, глядя на ровный строй невероятных зданий. Огромные – шириной, пожалуй, в четыре городских квартала каждое, – они отвесно уходили к небу, чтобы там, на головокружительной высоте, распуститься широкими, похожими на дуршлаги полусферами. Затем небо заполнилось китайскими иероглифами.