— Люди, которые сбрасывали тебе сообщения на другой пейджер, навсегда вышли из игры. Так будет и с остальными, раньше или позже. Если ты доверишься мне, я смогу тебя вывести. Я тебе помогу. Понимаю, тебе сейчас кажется, будто у тебя нет больше выбора, но он есть… Твой дядя Лито беспокоится о тебе, Майк. Я разговаривал с ним. Он хочет, чтобы ты вернулся домой.
Я прижался лбом к стеклу.
— Майк, я сейчас в Калифорнии. Я знаю, что ты тоже здесь. Давай я назову тебе адрес.
Я повесил трубку и вернулся домой.
Наступил сентябрь, но жара не спадала. Однажды днем, тягучим, жарким полднем, Гуннар был у себя в тату-салоне, а Люси сидела в моей комнате и смотрела, как я рисую. Она нервничала, как всегда бывало после ссор с Гуннаром. Понаблюдав за мной, она спросила, можно ли посмотреть другие мои рисунки.
Мне не хотелось показывать ей страницы комиксов, которые я по-прежнему каждый день рисовал для Амелии, но у меня скопилась масса других набросков, в том числе портреты самой Люси и всей банды. Она перебрала рисунки один за другим, остановилась на портрете Гуннара, сделанном у нас на заднем дворе сразу после тренировки. Каждая мышца отчетливо выделялась при солнечном свете. На шее красовалась татуировка-паутина. Этот рисунок мне особенно нравился.
— Неплохо, — оценила она. — Даже лучше чем фотография. Как будто это… Это он. Как ты это делаешь?
Я не знал, что ответить. Она продолжала разглядывать рисунок. Наконец она отложила его, перебрала еще несколько и взяла портрет Амелии. А я и забыл, что положил его к остальным.
На этот рисунок Люси смотрела особенно долго.
— Это она. Девушка, которую ты любишь.
Я кивнул.
— Больно, правда? Когда о чем-нибудь мечтаешь так сильно.
Она смотрела на меня. Как обычно, ее волосы были растрепаны. Одно веко заметно припухло.
— Видел мою картину со львом? Которую повесил Джулиан?
Я вспомнил, о чем речь: вероятно, это была ее лучшая работа, потому что лев получился не симпатичной пушистой зверюшкой, каким нарисовали бы его многие другие. Он был космат и явно голоден. Лев за секунду до прыжка в лицо человеку.
— Когда я соскочила с наркоты… Если верить Джулиану, я избавилась от зависимости легко и быстро, словно сходила на вечеринку. Он даже не представляет себе, как это было тяжко. Не знает, каково это — помнить, что она по-прежнему подстерегает меня, ждет, когда я снова сорвусь.
Люси отложила рисунок.
— Ты когда-нибудь видел, как львы занимаются сексом?
Я медленно покачал головой.
— Это ярость. Это опасность. Может, это и приятно, но каждую секунду тебя могут закогтить насмерть.
Она говорила, а я смотрел, как движутся ее губы.
— А теперь представь, что вот такой лев слишком сильно любит тебя. И так же остро тебя хочет. Вот что я имею в виду. Вот что это значит.
Она протянула руку. Коснулась ладонью моей шеи.
— Так что же ты носишь в себе? Почему оно запрещает тебе говорить со мной?
Я с трудом сглотнул, ощущая прикосновение ее пальцев.
— Покажи мне, как ты пробуешь что-нибудь сказать.
Не могу, думал я. Я так старался для Амелии. И не смог. Даже для нее.
Я отвел в сторону ее руку и встал. А секунду спустя она подошла ко мне сзади и встала так близко, что я кожей ощущал ее дыхание.
— Как ее зовут? — прошептала она. — Ту девушку?
Я обернулся, и она поцеловала меня. Она казалась полной противоположностью Амелии. Больше походила на меня, была несчастная, встрепанная, но стояла совсем рядом, обнимала меня, а я слышал, как в ее груди бьется сердце. Когда она разделась… Раздетая, она выглядела более нагой, чем Амелия. Более бледной и беспомощной.
Было и хорошо, и тошно, и все кончилось слишком быстро. Когда мы лежали, обнявшись, я услышал слабый сигнал из-под кровати.
— Что это за звуки? — спросила она.
Я вскочил и вытащил из-под кровати обувную коробку. Очередной звонок от моего доброжелателя из ФБР?
— Кто это? — Люси заглянула в коробку.
Сигналил красный пейджер. Человек из Детройта.
Хозяин вызывает, мысленно ответил я. На этот раз — настоящий.
Глава 12
Я понимал, что все складывается неправдоподобно хорошо. Чувствовал, что где-то должен быть подвох. Но пока мне было все равно. Я находился за домом Маршей, но не копал яму, а сидел в кресле рядом с Амелией.
С официального разрешения ее отца.
Почему-то теперь все ощущалось иначе. Глубокой ночью становишься совсем другим человеком. А сейчас… мы видели дневные сущности друг друга. Два подростка семнадцати с половиной лет из разных школ и разных миров. Из которых говорить умел только один.