Александр Руджа
Вирус
Я иду по улице и не привлекаю внимания. Джинсы, куртка, подключенные к телефону наушники, пустой взгляд.
Я — такой же, как все. Или, по крайней мере, кажусь им.
Останавливаюсь на светофоре. Поток машин заполняет неширокую улочку — перекресток загружен. Рядом приплясывает от нетерпения паренек лет тринадцати со школьной сумкой на плече — опаздывает на урок.
— Давай на красный, — шепчу ему я. Негромко, но он слышит. — Надо торопиться. Не трамвай, объедут.
Он согласно кивает и делает шаг вперед — как раз под колеса несущейся машины. Водитель виляет и чудом избегает столкновения. Визжат тормозные колодки.
— Дебил, тля! — орет в ярости водитель, да так, что его слышно на всю улицу.
— Не трамвай, объедешь! — звонко отвечает ему удачливый школьник. Я одобрительно киваю.
Я — вирус.
Спускаюсь в метро. Люблю этот запах. Люблю давление в ушах, когда прибывает очередной поезд. Люблю толпы целеустремленных и таких отдельных людей. Мне очень удобно здесь работать.
По перрону рядом идет девочка лет пятнадцати. Такая же, как все — куртка, рюкзак через плечо, смешной вязаный шарф, который больше отделяет от других, чем греет. Как раз такая мне и нужна.
На скамеечку поблизости, держась за сердце, медленно оседает седой мужчина в пальто. Лицо искажено гримасой боли, рука птичьими когтями скребет грудь. У ног растекается лужей упавший пакет с молоком.
Девушка делает движение к нему.
— Не стоит, — вполголоса говорю я. — Это просто бомж. Алкоголик, деклассированная личность.
Она колеблется. И тогда я добавляю волшебное слово.
— Сам виноват.
— Сам виноват, — повторяет она. — Просто бомж. Не стоит.
И идет дальше.
Вирусы — это не совсем форма жизни. Но они располагают собственным генетическим материалом, они способны размножаться, и они умеют эволюционировать. На самом деле, споры на этот счет еще идут.
Конечно, я не веду споров — для этого я просто недостаточно умен. Моя задача и хобби — распространить себя как можно шире. Свой образ мыслей, идеи, убеждения. Подумай о себе. Деньги важнее. Никто никому ничего не должен. Я не задумываюсь — зачем. Не подвергаю сомнению свою функцию. Вирусы не умеют думать. А уж сомневаться они и вовсе неспособны.
И зараженных становится все больше.
Я приближаюсь к университету — это моя рабочая площадка, молодежь более восприимчива к инфекции. На парковке у главного корпуса заметно шевеление — человек десять собрались в круг и сосредоточенно за чем-то наблюдают. Проталкиваюсь поближе — в круге идет драка. Крепкий, мускулистый парень деловито вгоняет кулаки под дых щуплому очкарику. Тот уже не сопротивляется и только время от времени, когда очередной удар попадает куда-нибудь в печень или под селезенку, конвульсивно дергается и всхлипывает.
— Зачем это он? — интересуюсь я у ближайшего наблюдателя.
— Не знаю, — глаза его пусты. — Наверное, из-за денег.
— Правильно, — хвалю я. — Все и всегда происходит из-за денег. Это самое важное. Так?
— Конечно.
Я как раз собираюсь сказать что-то еще, но в круг вступает девушка. Красивая, темноволосая, в высоких сапожках и коротенькой курточке, с точеным узким лицом и умными насмешливыми глазами. Такая же, как все.
— Все очкастые — ублюдки, — громко говорит она. — Пусть считает, что ему повезло, если жив останется. Ату его, ребята!
Угрюмая толпа волнами смыкается над лежащей на земле фигурой.
Мы с девушкой одобрительно киваем друг другу и расходимся в разные стороны. Мы — вирусы. Некоторые называют нас дьяволами.
И вокруг еще много работы.