Он прервался, словно что-то вспомнил.
– К нам приходил Иной. Он убил дядю Борю. Было очень страшно находится в квартире, когда за дверью было это. Мне так никогда не было страшно, – Иван поёжился от воспоминаний и выключив запись ушёл в комнату.
Приём с диктофоном посоветовала Ивану психолог. По её мнению, так он мог выразить недосказанное, поддерживать с ней связь, которая ему так была нужна.
На следующий день Татьяна снова пришла. Иван, не дожидаясь активности с её стороны, подошёл к ней и извинился. Он лепетал про суровую действительность, про то, что сам растёт без мамы, да и отца видит редко, что ему очень неудобно, что так всё произошло, что злого умысла он не имел.
Татьяна, словно всё знала наперёд, что он скажет, смотрела на него, щурясь и улыбаясь.
– Ладно, не переживай, всякое бывает. Я же понимаю, что ты не со зла, – и она потрепала его густую копну русых волос.
Оставшееся время они много болтали, чем вызвали неодобрительные взгляды сотрудников «Росгвардии», наблюдавших за ними. Таня рассказала, что раньше она жила в Мурино, в Ленинградской области, сперва с родителями, потом одна, но как только там увеличилась смертность, многих молодых перевели в город. Также она поведала Ивану, что жить одной не так уж и трудно, при условии, что государство снабжает провизией, пусть и минимально.
– А что такое провизия, – это было новое слово в лексиконе Ивана.
– Еда, профессор, – и она усмехнулась.
Вечером отец вернулся рано. Возвращаясь с кухни, Иван увидел отца в родительской спальне. Он стоял и вертел рамку с их семейной фотографией с 1 сентября, где Ивану было 7 лет, он только начал учиться. Там все были наполнены счастьем. Увидев, что за ним наблюдают, Михаил Евгеньевич отвернулся к окну и провёл тыльной стороной ладони под правым глазом. Вспомнив правила хорошего тона, которых коснулась сегодня Таня, Иван прошёл в гостиную.
Следующий день ничего нового не принёс. Школа по видео, домашние задания, прогулка с Таней. Сегодня он учил её бросать мяч в кольцо. У неё хорошо получалось. Всё было, как обычно, кроме одного, в 21.00 Степанов –старший не пришёл домой. Его не было и через 15 минут, и через 30. Ужин стоял остывший на столе. Ваня внутренне умолял всё вокруг, чтобы отец показался на дороге. Возможно, он добирается другим путём, и тогда надо ждать проворачивающегося ключа в замке. Безусловно, Михаил Евгеньевич и раньше отсутствовал ночью, но он всегда предупреждал. Ваня, пока не наступило время отбоя, дрожащими руками набрал на телефоне рабочий номер отца. Долгие гудки продолжались, пока связь не отключилась.
Крупные солёные капли потекли по его щекам. Чувство глубокого одиночества и брошенности, поглотило его. Не умывшись, он сгрёб телефон и утирая слёзы, залез с ним под одеяло.
– Мама, мамочка, папа не пришёл. Я не знаю, что мне делать. Мама, я очень сильно боюсь. Что теперь будет? Говорят, что маленьких отправляют в детский дом, но я туда не хочу. Мама, сделай так, чтобы папа пришёл домой, умоляю тебя. – шёпотом, истерично, сквозь слёзы тараторил он.
Снаружи послышались звуки сирены, возвещавшие о том, что наступает время тишины.
Ваня отложил диктофон в сторону, встал с кровати, выключил свет и забравшись под одеяло, отвернувшись к стенке, про себя продолжил разговор с матерью. Полночи он не спал, ревев в подушку, а после 3.00 ночи сдался и уснул.
Будильник разбудил его. Долго не хотелось открывать глаза. Во сне ему приснилась мама, она пришла к нему спящему, села возле кровати и успокаивала его. Людмила гладила его по голове, перебирая волосы и повторяла его имя, говорила, что всё будет хорошо и всё скоро наладится, скоро мы встретимся. Он был ещё в нём, и уходить не хотелось, но серая, пугающая пустотой реальность постепенно вытесняла остатки сна.
Улыбка, с которой он проснулся, постепенно исчезала с его лица. Через минуту он открыл глаза и с надеждой взглянул на отцовскую кровать, она пустовала. Медленно он встал с дивана и неспешно прошёл сперва в коридор, откуда можно было видеть вторую комнату. Там тоже никого не было. В туалете, ванной и на кухне, тоже никого. Иван вернулся в комнату, сел на диван и опустив плечи заплакал. Неизвестно, сколько ещё прошло времени, пока он собрался с силами и позвонил своему психологу.
– Елизавета Викторовна, это Ваня Степанов. У меня папа пропал, – пытаясь сдерживать слёзы поведал он.
В трубке послышался женский голос, он что-то говорил ему, а Иван кивал, уставившись пустующим взглядом в стену. Когда пошли гудки, он отключил телефон.
Через час, Елизавета Викторовна уже сидела с ним за рабочим столом, рассматривая его домашнюю работу. Она посмотрела на него, потом на свой телефон и отложила рабочую тетрадь в сторону.