— Я договорился встретиться с Алексом в гимнастическом зале в воскресенье в четыре часа дня.
— Значит, не в три, как вы сказали мне, когда я разговаривала с вами на следующий день?
— Значит, не в три.
— Итак, вы встретились с ним в четыре. Он был один? — Да.
— С какой целью вы встречались с Петроу?
— Хотел с ним поговорить. Мы с ним часто разговаривали. И у нас всегда находились темы.
— Какая у вас группа крови, мистер Лонг?
— Прошу прощения?
— Скажите, какая у вас группа крови, сэр.
— «АВ», кажется. А что?
Выражение его лица ясно говорило, что он не имеет ни малейшего представления, зачем она завела этот разговор.
— Да так, ничего особенного. А как бы вы охарактеризовали ваши с Петроу отношения в то время?
— Мы были друзьями.
— То есть любовниками?
Лонг ничего не сказал и уткнулся глазами в полированную поверхность стола.
— Вы были любовниками.
Никаких комментариев с его стороны не последовало и на этот раз.
— Вы были любовниками!
— Да! — торопливо проговорил он, словно не желая, чтобы она еще раз произнесла эту фразу в присутствии свидетелей.
— В тот день у вас с ним состоялось половое сношение?
— Нет… то есть да… но не сразу. Сначала мы с ним разговаривали.
— Вы могли поговорить с ним в гостиной наверху или отправиться на прогулку. Вы встретились с ним в гимнастическом зале, потому что хотели вступить с ним в сношение.
— Нет! — Протестующий вопль Лонга больше напоминал визг. — Мне было необходимо переговорить с ним без свидетелей. Чтобы обсудить некоторые вопросы, в том числе и конфиденциальные.
— Я еще раз спрашиваю: какие взаимоотношения складывались у вас с Петроу в это время? Какие чувства к нему вы испытывали?
Он со всхлипом втянул в себя воздух, глаза же у него выпучились, словно у утопающего.
— Это было настоящее сумасшествие, — произнес он через некоторое время. — Именно сумасшествие, иначе и не назовешь. Я ничего не мог с собой поделать.
— Вы хотите сказать, что не могли контролировать свои чувства по отношению к этому человеку?
Лонг кивнул.
— А каковы были его чувства по отношению к вам?
— Я знал, что он меня использует. Он и других использовал.
— Каким образом он вас использовал?
— Сначала он брал у меня деньги. Он нуждался в деньгах, и я был не прочь оказать ему поддержку. Да и зачем мне было ему отказывать? Он всегда аккуратно со мной расплачивался…
— Он расплачивался с вами, возвращая деньги?
— Нет. Другими способами.
— Своим телом.
Лонг промолчал.
— Своим…
— Да, тем, что водил со мной компанию!
— Но он был жадный парень, не правда ли?
— Да. Жадный и жестокий. Ему нравилось, что я из-за него страдаю.
— Что еще, кроме денег, было ему нужно?
— Как-то раз я сказал ему, что у меня появился шанс перебраться в Лондон и занять крупный пост в полиции метрополии. И он решил, что это для него важно. Он планировал открыть в Лондоне какой-то оздоровительный клуб и подумал, что ему могут пригодиться… скажем так, особые отношения с полицией. Я, разумеется, ответил, что это невозможно, но его не так-то просто было разубедить. Когда он решал, что ему что-то очень нужно, он ничего не желал слушать и ни с чем не считался.
Лонг тяжело дышал; на лбу у него выступили капельки пота.
— Должно быть, временами это казалось вам весьма обременительным.
— О да! Временами это представлялось мне настоящим бедствием.
— И что вы в этой связи предприняли?
— Когда я окончательно осознал, что урезонить его нельзя, а требования его безграничны, я забеспокоился. Даже, пожалуй, испугался. Однажды у меня была здесь деловая встреча с несколькими полицейскими офицерами. В конце встречи я разговаривал со старшим инспектором Таннером — тогда он был просто инспектором. Повинуясь мгновенному импульсу, я спросил его, не может ли он, действуя через неофициальные каналы, навести справки относительно иммиграционного статуса одного человека, который причиняет беспокойство некоторым моим друзьям. Я хотел выяснить, в порядке ли у Алекса документы и возможно ли сделать что-нибудь, чтобы сократить сроки его пребывания в этой стране или даже выслать его в Грецию. Если разобраться, вот чего в действительности я от него хотел — чтобы он побыстрее отсюда уехал.
— Когда состоялся этот разговор?
— За неделю или две до того злосчастного воскресенья.
— И что же произошло дальше?
— Таннер довольно быстро вернулся ко мне с докладом и сказал, что Алекс, будучи гражданином страны — члена ЕЭС, дискредитирующих его записей не имеет и что бумаги у него в полном порядке. Он прибавил, что в силу всего вышеперечисленного выслать его из Англии можно только в том случае, если он совершит уголовное преступление. Я знал, что если Алекс что-нибудь совершит, то первым делом обратится ко мне, так что и это не давало мне надежды. Мне оставалось только поблагодарить Таннера и оставить все как есть. Через пару дней после этого Таннер снова заговорил со мной об Алексе. Складывалось впечатление, что он узнал о нем много нового, в частности, кем и где тот работает. Кроме того, он установил, что я регулярно посещаю Стенхоуп. Таннер спросил, продолжает ли Алекс причинять беспокойство моим друзьям. Я ответил, что продолжает. Таннер спросил, не хочу ли я, чтобы он поговорил с ним и призвал его к порядку. Я ответил, что, на мой взгляд, предупреждение, исходящее от офицера полиции, вряд ли сможет его урезонить. Таннер расхохотался и сказал, что я при всем его ко мне уважении плохо представляю себе практическую сторону полицейской работы.