- Понимаю.
- Вот теперь мы можем допить шампанское. За ваш успех.
Хрустально-нежно прозвенели бокалы.
Профессор Морге Легкий двухместный самолет мчался в сплошном серовато-белом месиве облаков.
Перед глазами профессора Морге покачивалась голова пилота в черном кожаном шлеме. Монотонно гудел мотор. Сквозь ватные затычки в ушах его шум доносился глухо, как вой ветра в трубе в осеннюю ночь.
Рукой, затянутой в перчатку, профессор протер боковое стекло кабины. Мимо самолета с космической скоростью неслась однообразная грязно-серая пелена. Профессор отвернулся и усталым движением втянул голову в плечи.
Куда он летит? Зачем?.. Мысли проносились беспорядочные, тоскливые и горькие, как хинин.
...В тот день, когда в осажденном Берлине все живое металось в панике, когда эсэсовцы, торопливо топоча сапогами, бегали по его дому и начиняли термитом лабораторию, а он сам безучастно сидел в своем кабинете, с ампулой цианистого калия в жилетном кармане,- в этот день за ним прилетел самолет.
Пилот передал письмо. В письме не было подписи. На самолете не было опознавательных знаков,- в воздухе его с одинаковой вероятностью могли расстрелять и немцы, и американцы, и русские. Однако это была ниточка спасения, и она вдруг вызвала у профессора Морге интерес к жизни.
Он сел в самолет. Но ампулу с цианистым калием не выбросил.
Его помощник доктор Шпиглер успел удрать еще до того, как русские подошли к Берлину. Профессор летел один. С собой он захватил только маленький чемоданчик из крокодиловой кожи.
Неподвижным, невидящим взглядом профессор смотрел прямо перед собой. Пытался думать. Пытался ответить себе... так чго же успел сделать в жизни он, профессор Морге - один из лучших микробиологов мира.
И старой полузабытой кинолентой разматывались картины прошлого.
В юности он рос хилым, болезненным и некрасивым.
Душевные качества не компенсировали физических недостатков- он был высокомерен, злопамятен и самолюбив. Товарищи его не любили. Женщины не обращали на него внимания.
Он отвечал им тем же.
Отвращение к математике заставило его продолжать образование в медицинском институте. Там он и увлекся немецкими классиками реакционной философии Их рассуждения были близки его собственным. Их книги стали его настольными книгами. Его отношение к жизни определили цинизм Ницше и мрачная философия Шопенгауэра.
Закончив ИНСТИТУТ, он остался на кафедре микробиологии.
Ему трудно было представить себя в роли врачa, лечашего людей, избавляющего их от страданий. Да он и не собирался этого делать.
В то время, как ученые всего мира искали новые способы борьбы с болезнями, он просто изучал инфекционных микробов. Он не чувствовал к ним извечной человеческой ненависти. Даже наоборот. Большинство вредоносных микробов подтверждали его философию жизни: они мало беспокоили избранных верхушку общества, но зато безжалостно расправлялись с необеспеченным рабочим людом.
Со спокойным любопытством молодой врач занимался микробиологией. Он стал специалистом по выращиванию микроорганизмов в искусственных средах, и, наконец, защитил докторскую диссертацию, выведя возбудителя какой-то злокачественной лихорадки.
На средства, оставленные отцом, он мог заниматься чем угодно. Он бросил работу в клинике, уединился в своем имении и занялся собиранием коллекций Коллекционировать можно все, что угодно, начиная с почтовых марок и кончая дверными замками Профессор Морге коллекционировал микробов. В его частной лаборатории под Берлином была собрана богатейшая и, вероятно, единственная в мире коллекция микробов всех существующих инфекционных болезней на земле.
В громадных шкафах-термостатах, где автоматически поддерживалась температура человеческого тела, стояли сотни пробирок, в них жили и размножались мириады вредоносных бацилл. Профессор сам варил для них питательные студни и бульоны. И когда видел под микроскопом, как начинали оживать и двигаться его чудовищные питомцы, был доволен.
Он жил один. Где-то в частном пансионе Берлина воспитывалась его дочь - итог случайного недолголетнего брака. Он пересылал в пансион деньги и редко вспоминал о дочери.
Прошло несколько лет. ЕГО имя забылось во врачебном мире.
Креме микробов, профессора ничто не интересовало.
В стране менялись правительства. Менялась жизнь. Наступил голод. Начались перебои с электроэнергией, не горел газ, В лаборатории было холодно, не работали термостаты, погибла половина коллекции.
Самые пенные пробирки, с нестойкими бациллами, он сохранил у себя под рубашкой, согревая их теплом собственного тела.
Маленький, взъерошенный, с отросшей бородой, профессор сидел у себя в холодной лаборатории, похожий в лохматом пальто на тарантула. Он никуда не выходил из дома, и за исключением его, немногих слуг никто не помнил о нем Но вот около десяти лет тому назад, в двери его лаборатории постучался рослый, мордастый детина в коричневой форме. Он поднял руку, приветствуя профессора на древнеримский манер, и рявкнул: "Хайль Гитлер!" Затем коротко сообщил, что фюрер желает видеть профессора Морге завтра в восемь вечера.
Профессор вместо ответа сердито захлопнул дверь.
Однако назавтра надел пиджак и отправился по оставленному адресу.
Вначале ему не понравился новоиспеченный фюрер: говорил тот повышенным тоном с истерическим повизгиванием. Но его предложение было интересным,представлялся случай проверить культивации микробов на практике в таких масштабах, о которых профессор и не мечтал.
И он честолюбиво согласился.
Через полгода к его услугам была новая лаборатория. Все, чего добилась человеческая мысль в области микробиологии, было в его распоряжении.
Но задача, поставленная фюрером, требовала ювелирной точности в ее решении. Любимцы профессора - микробы оказались грубым материалом. Профессор Морге перешел на вирусы. Микробы обладали какой-то величиной вирусы были невидимы даже в самый сильный микроскоп, условия оптической физики не позволяли их рассмотреть- настолько они были малы. Но существовавшие в природе вирусы не устраивали профессора. Они слишком медленно размножались, были слишком мягки в своих действиях. Ему требовался вирус, неотразимый и быстрый, как молния. Профессор занялся его поисками.