Вот запись из дневника Багге:
Пятница, 27 апреля 1945. Чуть позже 8 утра меня позвали к автомобилю. Я попрощался с родными коротко, но нежно. В последнюю минуту было пролито много слез, и я сам лишь огромным усилием воли удержался от того, чтобы не заплакать. В начале десятого длинная вереница автомобилей тронулась от института в направлении на Гейдельберг. С этой автоколонной уезжали профессора Ган, фон Лауэ, фон Вайцзеккер, доктора Виртц, Коршинг и я сам. В Гейдельберг прибыли в 4 часа пополудни. Поместили в доме на Философ-Вег. Отсюда прекрасный вид на город и реку Некар. Вдали на горизонте виднеются шпили собора в Шпейере.
В Лондоне с нетерпением ожидали завершения блестяще исполненной операции — прибытия захваченных документов, и все было подготовлено к тому, чтобы в одну ночь снять с них копии. Но именно в эти часы среди англичан, работавших совместно с Миссией Алсос, вспыхнули тяжелые раздоры. Случилось так, что во время отсутствия полковника авиации Сесила, который был занят организацией обратного полета, кто-то предложил перевезти захваченные документы прямо в Вашингтон. Это означало, что англичанам не удастся снять с них копии. Вскоре это решение стало известно Сесилу и Норману, офицерам, находившимся в подчинении Джонса, и, разумеется, они не желали примириться с ним. Поведение Уэлша и Перрина, двух британцев, не возражавших против прямого перелета в Соединенные Штаты, они могли объяснить лишь сговором с американскими разведчиками, лишь предательством интересов британской разведки. Ни Сесил, ни Норман не знали ни о специальном англо-американском соглашении, ни о настоянии Черчилля держать в строжайшем секрете все, что касается атомной разведки. Сесил и Норман долго совещались с глазу на глаз, а затем возвратились в комнату, тускло освещенную свечами, комнату особняка в Гейдельберге, где размещалась штаб-квартира Миссии Алсос, и попытались добиться осуществления своего плана. Разговор, весьма напряженный, шел в основном между Сесилом и Лансдейлом. Он длился очень долго, но к двум часам ночи стало ясно — Сесилу и Норману не удастся задуманное. Разумеется, ни Перрин, ни Уэлш ни словом не обмолвились об истинном положении дела, они не имели права даже намекнуть о нем Сесилу или Норману. Когда Перрин и остальные британские разведчики 28 апреля вылетели на родину, отношения между ними были крайне напряженными. И Норман, и Сесил рассматривали случившееся как полный провал столь удачно начатого дела.
Через несколько дней заместитель начальника регулярных служб Интеллидженс сервис созвал совещание с целью заслушать поданное от имени Джонса заявление о предательстве интересов британской разведки. Обвинение поддерживали Джонс и Сесил, Перрин и Уэлш лично давали объяснения. Теперь уже невозможно установить, знал ли заместитель начальника разведки достаточно подробно о директивах, данных Андерсоном; во всяком случае ни Перрин, ни Уэлш не только не получили каких-либо взысканий, а наоборот, их деятельность во время последней операции и сотрудничество с американцами в столь деликатной области отношений двух союзных стран получили самую высокую оценку.
Тем не менее это полностью не рассеяло глубоко укоренившегося в сознании Джонса подозрения, что Майкл Перрин и Уэлш так задумали и организовали все дело специально ради обеспечения собственного монопольного права быть поставщиками атомных разведывательных данных для британских властей.
Допрос немецких ученых продолжался до конца апреля. В дневнике Багге сохранилась запись от 29 апреля: «Гоудсмит допрашивал меня, Виртца и фон Вайцзеккера. Самый важный вопрос: Где Дибнер? Но никто этого не знает».
Столь же большое значение придавалось и поискам Гейзенберга. Герлаха нашли 1 мая, его захватили за работой в физической лаборатории Мюнхенского университета. С тех пор как мы потеряли его из виду, ему довелось пережить немало неприятностей. 19 апреля Герлаху стало известно о выдаче эсэсовцами ордера на его арест. Со своим помощником он укрылся в горах Баварии, здесь они надеялись переждать события. Однако Герлах и тут пытался разыскать колонну, с которой отправился Дибнер, и установить с ней связь. Он несколько раз пытался навести о ней справки по телефону, рассылал телеграммы. Это не принесло успеха. В день последнего выступления Гитлера, призывавшего не сдавать Берлин, — это было 22 апреля — Герлах получил приказ выехать в Инсбрук и подготовить все к прибытию лаборатории Дибнера. Трое суток Герлах рыскал в горах в поисках своих. Во время блужданий его даже арестовали, приняв за английского шпиона. Но, к счастью для него, все кончилось благополучно, и он в конце концов отыскал колонну в деревушке на полпути между Тельцем и Тегернзее. Почти весь эсэсовский конвой, сопровождающий колонну, был захвачен в плен в случайной стычке с союзниками. Утром 25 апреля Герлах разделил колонну автомобилей на несколько групп, часть которых направил в Гармиш-Партенкирхен, а сам с другой группой машин, груженных не которым количеством урана и тяжелой воды, вернулся в Мюнхен.
Здесь он разыскал эвакуированное управление Имперского исследовательского совета и, в последний раз воспользовавшись правами полномочного представителя, забрал оставшиеся наличные деньги — полмиллиона марок, чтобы расплатиться по самым важным счетам и раздать людям жалование.
В Мюнхене была тишина. «Дрок, посаженный мамой, усыпан цветами», — записал Герлах в дневнике. Он положил полмиллиона марок на свой банковский счет в Мюнхене, и этот взнос, уже пересчитанный на новые деньги, оставался неприкосновенным вплоть до возвращения Герлаха из английского плена в 1946 году. Союзники вошли в Мюнхен 30 апреля. А на следующий день резко похолодало и началась сильная метель. В 5 часов вечера Герлаха посетил доктор Бауман, сотрудник Миссии Алсос. Герлах показался Бауману одичавшим и больным…
Вскоре забрали и Дибнера. Его настигли в деревне, примерно в двадцати милях к юго-востоку от Мюнхена; при нем обнаружили восемьдесят тысяч марок. Днем позже в Урфельде, в доме Гейзенберга появился полковник Паш. Чемоданы нобелевского лауреата стояли уже в полной готовности. Бодрым шагом Гейзенберг направился к ожидавшему бронетранспортеру и уселся между вооруженными американскими солдатами. Под конвоем двух тяжелых танков, один из которых шел впереди, а другой танк и несколько джипов — позади, бронетранспортер проехал по главной улице Урфельда. В собравшейся на улице толпе отъезд Гейзенберга произвел должное впечатление, и некоторые острили, что подобный эскорт вполне подошел бы и для самого Гитлера. Гейзенберга и Дибнера перевезли в новую штаб-квартиру Миссии Алсос в Гейдельберге.
В отличие от других немецких ученых пленный Дибнер оставался неизменно замкнутым и угрюмым. А враждебность к нему Гейзенберга и его коллег была столь неприкрытой, что ее замечали даже американцы. «Их общение с Дибнером сводилось к обмену междометиями», — писал Гоудсмит.
О результатах совместной англо-американской операции по обследованию «подозрительных пунктов в районе Штутгарта» Черчиллю было доложено 2 мая. Был захвачен практически весь уран и вся тяжелая вода и, что особенно важно, удалось захватить крупнейших немецких атомщиков и почти всю научную документацию.
Лорд Черуэлл так прокомментировал полученные результаты: «Особое удовлетворение доставляет вывод о том, что немцы в своих работах отстали от американцев и англичан по меньшей мере на три года».
Однако в меморандуме, подготовленном для Черчилля, научный советник не упомянул, что немецкие ученые на три года раньше американцев и англичан завершили теоретическое обоснование основных вопросов в области атомной энергии.
Этим, пожалуй, и стоит закончить наше повествование о ядерных исследованиях в Германии и о главных участниках немецкого атомного проекта.
Но все же стоит сказать еще несколько слов об одном из них. Он все еще пребывал на свободе, когда остальные уже находились в Париже и, еще не привыкнув к своему новому положению, со страхом думали о собственной судьбе и судьбах родных и близких. Двое офицеров Миссии Алсос, не уведомив британские оккупационные власти, переехали границу английской зоны и направились в Гамбург. Здесь они разыскали профессора Пауля Хартека — того самого человека, который определенно был способен сделать бомбу и сделал бы ее, если бы ему предоставили достаточные средства, материалы и людей. Хартека усадили в джип и вывезли из английской зоны.