В России я участвовала в работе конгресса по ВИЧ и двум вирусам гепатита – гепатита С и гепатита В (2013), проходившего при поддержке американской организации Национального института здравоохранения (NIH). На этом конгрессе помимо научных вопросов обсуждались также проблемы диагностики и терапии вышеуказанных инфекций. Речь шла о бюрократической процедуре, нормативно-правовом обеспечении ВИЧ/СПИДа и туберкулеза, который распространен в российских тюрьмах. Информация о туберкулезе зачастую представляет собой завуалированное описание ВИЧ/СПИДа, который считается социально неприемлемой темой. Несмотря натехническое обеспечение синхронного перевода и объявления о заседаниях на английском языке, переводчиков не оказалось. Наконец, я нашла одного, но он отказался переводить выступления. Таким образом, поездка оказалась бессмысленной. Мне хотелось понять систему и найти специалистов, занимающихся каким-нибудь известным микробицидом. Но ничего из этого не вышло.
Вместо этого я расспрашивала студентов на ресепшен и стендах фармкомпаний, которые немного говорили по-английски. Посетителей на их стендах не было – неужели из-за отсутствия бесплатных ручек и других небольших подарков? Потому что неинтересно? Недоступно? Цены на препараты космические. Соответствуют западным стандартам. Один из опрошенных был в Киле (Германия) и говорил по-немецки, а другой – по-английски. «Нет, мы ничего не знаем о ВИЧ/СПИДе». Несколько лет назад говорили о презервативах, но люди стесняются их покупать. Конечно, гомосексуализм – запретная тема, равно как и наркомания. «Нет, моя четырнадцатилетняя дочь ничего не знает о ВИЧ». ВИЧ-инфицированных отправляют «домой», туда, где они родились. Терапии ВИЧ практически не существует. И чтобы угодить тем, кто мог прослушивать разговоры, в ответах рефреном звучала фраза «Я люблю свою страну». Одна женщина предпочла разговаривать на улице. Она сказала, что лет 20 назад медицинское обслуживание было бесплатным, а сейчас уже нет. И такая ситуация не только в России, но и в Китае, и в Индии. Людям необходимо предоставлять больше информации, проводить диагностику и лечение ВИЧ-инфицированных.
3. Ретровирусы и бессмертие
Обратная транскриптаза – персональная ретроспектива
Один журналист спросил Хоуарда Темина по случаю вручения ему Нобелевской премии в Стокгольме в 1975 г., за что тот получил эту премию. «Я не могу этого объяснить, вы потеряете нить рассуждений через 30 секунд, – ответил он. – А почему бы вам вместо этого не написать “Бросайте курить?” Это гораздо важнее!» Он был активистом движения против курения и даже говорил об этом в своей благодарственной речи в присутствии короля Швеции, но, как это ни печально, он умер от рака легких, хотя никогда не курил.
Темин даже не пытался объяснить непрофессионалам свое изобретение. А я все же попробую. Я была свидетелем того, как все происходило. Он открыл обратную транскриптазу (ОТ) – фермент, необходимый для репликации ретровирусов, в частности ВИЧ. Этот фермент играет гораздо более важную роль, чем просто фермент для репликации вируса, и, как прогнозировал Темин, он играет важную роль в композиции нашего генома. Эти родственники ретровирусов амплифицируют наши гены, изменяют набор генов наших геномов, но никогда не покидают клетку. В настоящее время даже существует гипотеза, согласно которой РНК в процессе эволюции превратилась в ДНК именно благодаря обратной транскриптазе. Когда я начала исследования обратной транскриптазы, о ней еще ничего не знали, а сейчас, 45 лет спустя, ее рассматривают в качестве одного из наиболее распространенных и, вероятно, самых важных белков, известных в биологии.
Как я стала свидетелем открытия транскриптазы? Тема моих докторской и кандидатской диссертаций – «Репликация вирусов». Хорошо помню некоторые детали. В конце 1960-х я приехала из Беркли (США), где, собрав все свое мужество, оставила физику и резко переключилась на относительно неизвестную для себя область знаний – молекулярную биологию. Это случилось в то время, когда кампус был охвачен студенческими волнениями. Вернувшись в Германию, я искала проект для защиты кандидатской диссертации.
Гюнтер Стент, знаменитый генетик, переехавший из Берлина, пригласил меня к себе в офис в Беркли – у него на столе стоял макет здания Общества Макса Планка в Тюбингене, и он предложил мне поехать туда поработать. Именно так я и поступила: за день рассмотрела три темы и решила выбрать ту, которая показалась мне наиболее интересной и которая, вероятнее всего, могла быстро дать результаты. Восхитительный вид на горную цепь Швабская Юра оказал на мое решение большое влияние ненаучного свойства. Я привнесла в вирусологический институт молекулярную биологию. Однако сначала мне пришлось преодолеть трудный барьер. Мне нужно было научиться изолировать вирус из живых цыплят, которых я заразила вирусом миелобластоза птиц (ВМП), индуцирующим одно из заболеваний крови. Эта процедура предусматривала забор образцов крови непосредственно из сердца цыпленка при помощи гиподермичной иглы – сегодня такой метод не разрешили бы. Предметом изучения моего проекта был механизм репликации этого вируса. Однако несколько месяцев движения вперед в проекте не наблюдалось.