Спросила: «Каково небес веленье?
В них противленье иль благоволенье?
К добру ли сочетание светил?
Что свет Сатурна детям возвестил?
Брат и сестра вступить ли в брак должны?
Получше нет ли мужа для жены?»
И звездочеты, мудрые провидцы,
Исследовали звездные таблицы,
По знакам на небесных письменах
Они избрали месяц Азармах:
Вращение светил обозначало,
Что месяц Азармах — весны начало.
Вот наступило нужное число.
Вот шесть часов от вечера прошло.
Шахру явилась, царственно светла,
И дочь и сына за руку взяла,
У бога попросила благодати,
Осыпав дивов тысячью проклятий, —
Да охраняют ангелы и бог
Молодоженов от мирских тревог.
Затем сказала детям дорогим:
«Да будьте счастьем счастливы благим.
Излишня роскошь на таком пиру,
Когда за брата выдают сестру.
Не нужен жрец и не нужна печать,
Да и свидетелей не надо звать:
Бог засвидетельствует ваш обряд,
Луна и солнце вас благословят.»
Соединила руки молодых,
Благословила двух детей своих:
«Да будет ваша радость бесконечна,
А каждое деянье — человечно.
Любите вы друг друга беспорочно,
Пусть бракосочетанье будет прочно,
И пусть единство мужа и жены
Единством станет солнца и луны.»
ЗАРД ПРИБЫВАЕТ К ШАХРУ КАК ПОСОЛ
В том деле, что удач не предвещало,
Плохой конец заметен был сначала.
О том, что непогода будет днем,
С утра по разным признакам поймем.
Уже зимою нам ясна примета,
Что засухою разразится лето.
Нам сразу же являет ствол кривой,
Что древо не оденется листвой.
Поймем, взглянув на ветвь весной холодной,
Что эта ветвь останется бесплодной,
А по изгибу лука мы поймем,
Что полетит стрела кривым путем.
Вот так же этот брак сулил несчастье,
И вместе с ним обрушились напасти.
Едва Шахру соединила свято
Две трепетных руки сестры и брата,
Едва, в предвестье неги и услад,
Был на айване совершен обряд, —
Со стороны реки на светлый день
Упало облако, ночная тень.
То облако вдруг стало черной тучей, —
Так среди гор клубится прах летучий.
Но то не тучу поднял черный прах, —
То витязь на коне скакал в горах.
На скакуне сидел он вороном, —
И так же темен был наряд на нем.
Плащ, сапоги, и пояс, и чалма
На всаднике чернели, как сурьма,
А паланкин с навесом и попоной
Синел фиалкою, в реке рожденной.
Такой примчался всадник в эту пору.
Он звался Зардом, походил на гору, —
Советник шаха, и посол, и брат.
Как лилия, синел его наряд.
Глаза — рубины, красные от пыли,
Морщины гнева лоб избороздили.
Он был похож на льва, что ждет добычи,
На волка, что почуял запах дичи.
Посланье шаха он держал в руках,
Душистой амброй путь его пропах:
Ведь начертали за строкой строку
На амброю пропитанном шелку.
Бежали сладкие слова, блистая,
Внизу — печать и подпись золотая.
К дворцу Виру примчавшись поутру,
Зард спешился, приблизился к Шахру,
Предстал он с извиненьем и поклоном:
«Я прибыл за ответом благосклонным.
Царь приказал, — а для меня сегодня
Приказ царя, как заповедь господня, —
Царь приказал, чтоб я пустился в путь,
Ни разу не помыслив отдохнуть,
Чтоб я помчался, вихрь напоминая,
Чтоб от меня отстала пыль сквозная,
Чтоб ночью был стремителен и днем,
Чтоб ни на миг не насладился сном,
Чтоб сразу же вернулся в Мерв с дороги,
Чтоб не дремал мой конь крылатоногий, —
Пускай седло я ложем изберу,
Покуда не предстанет мне Шахру,
Чтоб от царицы я ответ доставил,
Чтоб тут же в Мерв бразды коня направил.»
Затем сказал: «Приветы шлет Мубад
Тебе, кто озарила райский сад.»
Шахру он славословит, говоря:
«Прими привет от зятя и царя.
Да будут счастьем дни твои полны
В делах венца, престола и страны.»
Всем передал он благопожеланье,
Вручил Шахру державное посланье.
Прочтя письмо, что ей привез посол,
Шахру увязла, как в грязи осел.
Слова властителя дышали жаром:
Напомнил царь о договоре старом!