Тот праздник яркий, радостный, нарядный
Казался мне темницей неприглядной.
Он полем битвы был, а не весельем,
Казался мне колодцем, подземельем.
Не мог и песнопениям внимать я, —
Они в ушах звенели как проклятья!
О том, что я узнал, пришел с рассказом,
И знай: покорен я твоим приказам!»
Известьем повторенным опечален,
Мубад, казалось, был змеей ужален.
Шипел, виясь, как злобная змея,
Кипел, как свежего вина струя.
Вельможи, что стояли справа, слева,
Зубами стали скрежетать от гнева:
«Шахру осмелилась нарушить слово,
Жену владыки выдать за другого!
Звезду, что светит шахскому двору, —
Твою жену как мог отнять Виру?»
Затем сказали: «Ты потребуй, шах,
Чтоб наказал злодея город Мах,
Не то войска в чертог Виру, Карана
Ворвутся, как от сглаза, невозбранно.
Мир сглазила Шахру, но мир таков,
Что сын ей станет злейшим из врагов.
Не только брату не дадим сестру,
Но отберем и царство у Шахру!
Невесты — женихов тогда лишатся,
Владык венчанных — города лишатся!
На землю Мах, всесилен и жесток,
Из тучи грянет гибели поток.
Все истребится мстительной рукой,
То, чем владел один, возьмет другой.
Едва в ту землю вступит наша рать, —
Начнем страну громить и разорять.
Повсюду будет литься кровь расплаты,
Все люди будут ужасом объяты.»
Когда померкли для царя созвездья,
Он в сердце ощутил огонь возмездья.
Созвал писцов Мубад, в парчу одетый,
Свои слова рассыпал, как монеты:
Он жаловался на Шахру царям,
Клятвопреступнице — позор и срам!
Ко всем, кто был под ним, во все концы
С посланьями отправились гонцы.
Оповещал властитель воевод:
«Хочу на Махабад пойти в поход...»
Одних он звал на помощь, а другим
Велел, чтоб вышли с войском боевым —
Табаристан, Гурган и Кухистан,
Хорезм, и Хорасан, и Дехистан,
Синд, Хиндустан, Китай, Тибет, Туран,
И Согд, и земли сопредельных стран.
Бессчетные войска сошлись тогда.
Скажи: настал день страшного суда.
ВИРУ УЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО МУБАД ПОШЕЛ НА НЕГО ВОЙНОЙ
Когда ушей Виру достигла весть
О том, что шах Мубад задумал месть,
Что полчища со всех концов земли
На славный город Мах войной пошли, —
Случилось так, что в эти дни друзья,
Сановники, вельможи и князья
Истахра, Хузистана, Исфагана,
Азербайгана, Рея и Гиляна,
Их дети, жены, чествуя Виру,
Там собрались на свадебном пиру,
И пребывали гости в Махабаде
Полгода, светлой радуясь усладе.
Услышав, что великий царь царей
На них послал войска богатырей,
Они отправили гонцов с приказом,
Чтоб их войска сюда явились разом.
Пришли бойцы, стоят — к стене стена,
Казалось, что для ратей степь тесна.
Такое войско завладело степью,
Что степь, сказал бы, стала горной цепью.
Пришли стрелки, отважные бойцы,
Возмездья справедливого творцы.
Была такая сила в них жива,
Что затмевала мощь слона и льва.
С горы Дейлем пришедшим пешим строем
И силу и величье гор присвоим!
Здесь были и охотники за львами,
И храбрецы с седыми головами.
Стоявших впереди и позади
Возглавили могучие вожди,
А те, кто был на крыльях и в средине,
Железной уподобились твердыне.
Стоял напротив шаханшах Мубад,
Чья рать шумела, как весенний сад.
Здесь грозно все: уменье и число,
И левое, и правое крыло.
Под воинством из Мерва вся земля
Ревела, как река Джейхун, бурля.
Мир вздрогнул, в темном ужасе отпрянув
От рева труб и грома барабанов.
Пыль до неба взвилась в тревожный час,
Как бы с луной таинственно шепчась.
Нет, бесы поднялись на небеса,
Чтоб ангелов услышать голоса!
Как звезды в тучах — воины в пыли,
Казалось, дни последние пришли,
Луна, казалось, вздрогнула: нежданно
Низринулся поток из Хорасана.
Но то не шел с небесных склонов дождь, —
То был рычащих львов, драконов дождь!
Такое воинство пришло с царями,
Что степью стали горы, степь — горами.
Казалось, войско сделалось рекой,
Вершины гор снесет поток людской!