И томным сделалось его чело,
А в сердце древо страсти расцвело.
Такое семя в сердце взгляд занес,
Что на глазах возникли перлы слез.
Такая смута зародилась в нем,
Как будто был он опьянен вином,
Лицо покрыл шафран, и заодно
Вдруг посинело красных губ вино.
Отметила лицо любви печать, —
И краски жизни стали увядать.
Все войско окружило до едина —
И пешие и конные — Рамина.
Их зарыдать заставила беда,
Надежда их оставила тогда.
Никто не понимал, что с ним случилось,
Какой тревогой сердце омрачилось?
Он заболел — и всех объял недуг,
Он плачет — громче плачут все вокруг.
Уста дрожат и меркнут их глаза:
Так страсти ужаснула их гроза.
Две раковины, полные жемчужин, —
Глаза открыл Рамин, как бы разбужен.
Он вытер их рукой, объят стыдом,
И замолчал, придя в себя с трудом.
Разумных опечалил этот случай,
Решили: заболел Рамин падучей.
Воитель знатный снова сел в седло.
На сердце было смутно, тяжело.
Казалось, он сознанье потерял
Иль верный путь в тумане потерял.
Не отрывал от паланкина взгляда,
А сердце отдал он исчадьям ада.
На паланкин бросал он жадный взор,
Как на ларец с жемчужинами — вор.
Подумал он: «Что было бы со мной,
Когда бы вновь я стал дружить с луной!
Что было б, если б ветер дунул вновь,
Помог взглянуть мне на мою любовь!
Что было б, если бы она свой лик
Открыла, услыхав мой скорбный крик!
Что было б, если б стала ей видна
Моих ланит поблекших желтизна!
Ее душа склонилась бы к участью,
Она бы сжалилась над жгучей страстью.
Что было б, если б рядом с паланкином
Скакал я по горам и по долинам!
Что было б, если б я нашел друзей,
Чтоб те привет мой передали ей!
Что было б, если б я в своем смятенье
Явился ей в печальном сновиденье!
Она душой смягчилась бы немного,
Судила б страсть мою не слишком строго.
Что было б, если б все иначе было, —
Назло врагам она б меня любила?
Страдания любви, как я, познав,
Не изменила б ли суровый нрав?»
Так размышлял порой Рамин угрюмый,
Порой к терпенью приучал он думы.
То страсть была тюрьмой, где сердцу жутко,
То прибегал он к помощи рассудка:
«Чего ты ждешь, о сердце, от напрасных,
Пустых надежд, от разговоров праздных!
Вот рвешься ты от страсти к ней на части,
Она же о твоей не знает страсти.
Как можешь ты мечтать о встрече с Вис?
Скорее солнце с неба прянет вниз!
Как можешь ты, невежда из невежд,
Мечтать о той, что не сулит надежд?
Алкало ты найти в пустыне влагу,
Но обмануло марево беднягу,
Ты так запуталось, что из тенет
Лишь милосердный бог тебя спасет!»
У страсти оказавшийся в капкане,
Рамин лишился светлых упований.
На что он мог надеяться? И впредь
Ему осталось лишь одно: терпеть,
Сопутствовать красавице до срока,
Без радости, без цели и без прока,
Лишь паланкина видеть колыханье,
Вдыхать ее жасминное дыханье.
Была довольна скорбная душа,
Дыханием красавицы дыша...
Кто на земле несчастней, чем влюбленный?
Что горестней любви неразделенной?
Тому, кто лихорадкой изнемог,
Мы соболезнуем, полны тревог, —
В огне горит влюбленный год за годом,
Но окружаем ли его уходом?
Смотри, мудрец, какому самовластью
Подвластен тот, кто угнетаем страстью!
Какая боль так человека губит,
Как боль того, кто безнадежно любит?
Недаром страсть сравнили мы с огнем:
Сгорает сердце любящее в нем.
Любовь таится в сердце, словно тайна,
Боимся тайну разгласить случайно.
Был раненый Рамин в ее сетях —
Как голубок у коршуна в когтях.
Ни жив, ни мертв, он был на рубеже
Где близко смерть, а жизни нет уже.
Он был горою, но она распалась,
Был кипарисом — только тень осталась.
Он брел, как я сказал, в тоске немой,
И путь его стал для него тюрьмой.
МУБАД ПРИВОЗИТ ВИС В ЦАРСТВЕННЫЙ МЕРВ
Приехал царь царей в свою столицу,
Привез с собою красоты царицу.
Воссели периликие на крышах,
Они виднелись на стенах и в нишах.