Я вижу: любишь ты, — но где любимый?
Здесь двое, что одним огнем палимы!»
Услышав эти жаркие слова,
Смутилась Вис прекрасная сперва,
Внимая с плачем скорбному рассказу,
Ответила кормилице не сразу.
Безмолвная, задумалась тогда,
Поникла головою со стыда,
И наконец ответила, вздыхая:
«Украшена стыдом душа людская.
Придворному Хосров сказал отменно:
«Бесстыжему и море по колено!»
Была бы ты стыдлива и мудра,
Так не плела бы всякий вздор с утра,
Мне и Виру в тяжелую годину
Не изменила бы, служа Рамину!
Его тоской нельзя меня растрогать, —
Скорее станет волосатым ноготь!
Годами старше ты, а я моложе,
Ты мне как мать, а я как дочь. И что же?
Мне стать бесстыжей? Но судьба казнит
Ту женщину, что потеряла стыд!
Ужель внимать должна я лжи презренной?
Как я возмущена твоей изменой!
Пусть горе и тоска мне давят душу,
Пусть я слаба, — но чести не нарушу,
Хоть потеряю счастье и удачу,
Хоть навсегда надежду я утрачу!
А если твой Рамин красив и строен
И в Мерве самый он искусный воин,
То пусть он служит брату-господину,
А ты не будь служанкою Рамину!
Не нужен мне Рамин, хотя пригож,
Не муж он мне, хоть на Виру похож.
Деньгами — он, ты — предложеньем грязным, —
Не обольстите вы меня соблазном.
Впредь не внимай любовной болтовне,
А выслушав, не приноси ко мне.
Тебе б его с негодованьем встретить,
Суровой отповедью бы ответить!
Сказал мобед Хушангу: «Знай, что прав я,
Для женщин похоть — выше добронравья,
Идут, несовершенны от рожденья,
Путем позора ради наслажденья.
Теряют разум и стремятся пасть,
Как только вдруг на них нахлынет страсть.»
Подумай, посмотри, как похоть губит
Ту женщину, что наслажденья любит.
Ей посулят, — она принять готова
Посул, и лесть, и вкрадчивое слово.
Мужчина что захочет, то возьмет, —
Он расставляет тысячи тенет:
Ведь женщина для вожделенья плоти —
Легчайшая добыча на охоте!
Орудия мужчин разнообразны:
Увещеванья, клятвы и соблазны.
То победят мольбой, то песней грустной,
То силою, то ласкою искусной.
Но стоит женщине в силок попасть,
Как сразу в похоть превратится страсть.
Тогда, ее погибели виновник,
Заносчивым становится любовник.
Любовь, ты скажешь, сожжена дотла,
Где было пламя, там теперь зола.
Она для соблазнителя — блудница,
И он ее с презреньем сторонится.
А женщина, несчастна и упряма,
Сама запутается в путах срама.
Он свысока униженную ранит,
Лук издевательства над ней натянет.
И он, всего добившись, к ней жесток,
И ей уже привычным стал порок.
Ей от любви осталось только горе,
И гнев любовника, и жизнь в позоре.
Надежды и желанье сладких нег
Растают, как на жарком солнце снег.
Влюбленная, она в цепях желаний
Подобна раненной смертельно лани.
То мужа и родных она боится,
То ей страшна всевышнего десница.
Здесь — горе и позор, а в преисподней —
Огонь вдали от милости господней!
Идя туда, где шахов не найдем,
Где спросят о хорошем и дурном,
Ужели я низринусь в эту грязь,
Чтоб жить, стыдясь людей, творца боясь?
Ужели поступлю, как хочет бес,
Чтоб кара на меня сошла с небес?
Узнав, что я такая, все, бесспорно,
Моей любви тотчас рассеют зерна.
Одни, любовью воспылав земною,
Все отдадут, чтоб насладиться мною,
Другие грешницу осыплют бранью,
Меня подвергнут злому осмеянью.
Но где же, если по рукам пойду,
В конце концов я окажусь? В аду!
Ужели изберу такой удел,
Чтоб вечный ужас мною овладел?
Нет, лучше в разуме найду приют,
Пусть правда и добро меня ведут.
Надеюсь я на божью благодать:
Лишь на творца нам надо уповать!»
Кормилица, поняв, что безуспешна
Ее затея, ибо Вис — безгрешна,
Сказала ей, пойдя другим путем:
«Не там, где ищем, счастье обретем.
Нас движет всех вращение судьбы,
Именование людей — «рабы»!
Ты думаешь, что смелые слова
Отнимут мощь и мужество у льва?