Скорее волка я приставлю к стаду,
Чем буду ждать, что ты мне дашь отраду!
Я пил тебя, но ядом я пресыщен.
Да буду я от мерзости очищен!
Увы, ты мне любви не принесла,
В тебе познал я лишь источник зла.
Но, как и ты, вражду я обнаружу,
Но, как и ты, все клятвы я нарушу.
Так буду мучить я тебя отныне,
Что ты не вспомнишь даже о Рамине!
О низком и твоя душа забудет,
И он с тобою счастья знать не будет.
Ты с ним не сядешь, от любви хмельная,
И лютне, и словам его внимая.
Он петь не будет пред твоим лицом,
И ты близка не будешь с тем певцом.
Я на тебя обрушу гнев, который
Заставит вздрогнуть вековые горы!
Покуда вы находитесь вдвоем, —
Два недруга в жилище есть моем,
Покуда вас, бесстыжих, вижу вместе,
Я ничего не знаю, кроме мести!
Но помни: гнев царя теперь таков,
Что сразу я избавлюсь от врагов.
Не думай, что прощу тебя опять, —
К чему мне в доме двух врагов держать?
Кто ввел врага в свой дом, — как бы лежит
У логова, в котором лев рычит.
Тот, кто врага впустил в свой дом, глупее
Безумца, что змею несет на шее!»
Так, негодуя, шах громкоголосый
Схватил жену за мускусные косы,
С тахты на львиных ножках сбросил вниз,
В пыли и прахе поволок он Вис.
Как вору, за спиной, умножив муки,
Ее хрустальные связал он руки,
Стал плетью бить, безжалостный, как в сече,
Рассек ей грудь, и голову, и плечи.
Расколотым гранатом стало тело,
А кровь, как сок, струилась, пламенела.
Да, кровь сочилась, как вино бурля,
Из тела, как из кубка-хрусталя.
Все тело в пятнах, — мнилось: из глубин
То возникал янтарь, а то — рубин.
Изранено, оно горело, ныло,
И кровь текла из ран струею Нила, —
Из красных, желтых и лиловых ран.
То скажешь: слился с камфарой шафран!
За то, что мамка помогла Рамину,
Он изувечил ей лицо и спину,
Старуху плетью он избил жестоко,
Чтоб наконец сошла с пути порока.
Их, полумертвых, царь покинул в злобе.
В крови, как в розах, утопали обе.
Иль яхонты зажглись на серебре?
Иль мальвы запылали на заре?
К ним снова ль жизнь, к несчастным, возвратится?
Иль завтрашнего дня темна страница?
Велел обеих бросить в подземелье:
Их гибель принесла б царю веселье!
Когда страдалиц он в темнице спрятал,
Дверь накрепко закрыл и запечатал.
От службы Зарда отстранил сурово,
Назначил стражем крепости другого.
Затем вернулся в Мерв в конце недели.
Душа и сердце у царя болели.
Но злоба в нем с раскаяньем смешалась,
Шло время, — и в душе проснулась жалость:
«Моя душа растаяла, как дым,
Как бы простился с миром я земным.
Зачем обрушил месть и гнев палящий
На ту, что жизни мне милей и слаще?
Хотя я царь царей, — мой гнев, мой срам
Доставят наслажденье лишь врагам.
Я слишком строго поступил с женой,
Из-за которой стражду, как больной.
О сердце глупое, ответ мне дай, —
Зачем же сам я сжег свой урожай?
Сегодня завтрашнего дня не видишь,
Когда любимую ты ненавидишь!
Творя сегодня зло, пойми сначала,
Что завтра от его умрешь ты жала.
Ты страсть свою не подавляй, влюбленный,
Не то погибнешь, ею опаленный.
Когда в любви ты хочешь быть счастливым,
Мягкосердечным стань и терпеливым.
Без милой ты не проживешь и дня,
Зачем же злобен с ней, любовь гоня?
Подруги наши и грешны и хрупки, —
Всегда прощай возлюбленной проступки!»
ШАХРУ ОПЛАКИВАЕТ ВИС ПЕРЕД МУБАДОМ
Вернулся шах из крепости в столицу,
Но не привез с собою чаровницу.
В крови, в слезах, с взволнованною речью,
Шахру к владыке бросилась навстречу:
«О дочь моя, душа моя, давно ли
Ты мне была — как снадобье от боли?
Зачем с Мубадом нет тебя теперь?
Что сделал он с тобою, этот зверь?
Из-за него, жестокого, дурного,
Какое горе ты познала снова?»
Затем царю сказала: «Повинись, —
Зачем не прибыл ты с прекрасной Вис?
Зачем у мира отнял ты весну?
Зачем у неба отнял ты луну?
Прекрасно было с ней твое жилье, —
Оно пустыней стало без нее!