Как лев — онагра средь пустынной ночи,
Тебя пленят их колдовские очи.
Имей сто наковален — сто сердец,
Все разобьются из-за них вконец.
Пусть против дивов знаешь ты заклятья, —
А не спасешься, в их попав объятья!»
Сказал Рамин: «Пусть даже смелый месяц
Вокруг меня проходит целый месяц,
Пусть служит солнце той луне венцом,
Венеру пусть она затмит лицом,
Ее слова пусть будут, как соблазны,
А козни, хитрости — разнообразны,
Ее уста пусть будут, как веселье,
А поцелуи — как хмельное зелье,
Пусть будут, как лукавый сон, ланиты,
Глаза — волшебной силой знамениты,
Пусть взоры в юных старцев превращают,
Пусть губы к жизни мертвых возвращают, —
Клянусь, — тебя любить, как прежде, буду,
Я пронесу любовь к тебе повсюду.
Любя тебя, презрев ту красоту,
Твою кормилицу ей предпочту!»
Затем они слились в лобзанье жгучем,
Но каждый был разлукой близкой мучим.
Не слезы, — кровь у них текла из глаз.
Ужели встреча их — в последний раз?
Был пламень их тоски неукротим,
От вздохов до небес вздымался дым.
Струилась из очей вода разлуки, —
Нет, жемчугами полные излуки!
От вздохов адским пламенем дохнуло,
Земля в слезах, как в море, потонула.
Скажи: когда они расстались в горе,
Возникли между ними ад и море!
В седло Рамин уселся поутру,
А Вис терпенья сбросила чадру.
Ее согнула, словно лук, разлука, —
Стрела в Рамина прянула из лука.
Когда же в сердце та стрела вошла, —
Согбен, как лук, он взвился, как стрела.
Рыдала Вис: «Хоть далеко свиданье,
Уже сейчас мне тяжко ожиданье!
Ты вынужден в далекий путь пуститься,
А для меня любовь моя — темница.
Твою любовь, покуда ты в пути,
В темнице постараюсь я найти!
Проклятие моей злосчастной доле:
То я в пыли, то снова на престоле!
Какая в сердце маленьком тоска, —
А ей была бы даже степь узка!
От слез глаза мои — влажнее моря,
А сердце адом сделалось от горя.
Виновна ль я, что я не знаю сна,
Что я разлукою потрясена?
Кто выдержит — плыть в море бесконечном
Иль жить в аду, в огне пылая вечном!
Что может быть ужасней, коль врагу
Свою же долю пожелать могу?»
Рамин и войско двинулись походом,
И трубный рев взлетел к небесным сводам.
Подобно туче, взвился прах летучий,
Рамина слезы — дождь из этой тучи.
Он думал о любимой постоянно,
Он чувствовал, что в сердце ноет рана.
Тоска, тоска была в его глазах,
Его покрыл разлуки вечный прах.
Влюбленному терпенье непонятно,
Он в дни разлук — нетерпелив стократно.
Но кто, любовной мучаясь тоской,
С любовью мог бы сочетать покой?
РАМИН ВЛЮБЛЯЕТСЯ В ГУЛЬ
Хотя Рамин, являя знатность, доблесть,
Огромную теперь возглавил область, —
Что власть ему и ратные труды?
Рамин без Вис — как рыба без воды!
Он странствовал, любим подвластным краем,
Следил, чтоб мудро был он управляем,
Он посещал селенья, города,
Прогнав несправедливость навсегда.
Благоустроил он дела в Гургане
И жителей избавил от страданий,
Так что теперь пасли овечек волки,
С орлами подружились перепелки!
Так весело он пировал в Амуле,
Что там в вине и реки потонули!
В стране Кумиш из-за его щедрот
Был днем и ночью радостен народ.
В Гурабе двигались на водопой
Со львами лани общею тропой.
Скакал он с грозной ратью в Исфагане, —
Подобной не было на поле брани!
Над Реем реяла его отвага,
Багдаду он принес добро и благо.
Мир словно сбросил долгих тягот бремя, —
И стало радостным людское племя.
Прошли обиды, и обширный край,
Казалось, превратился в вечный рай.
Навек исчезла зависть на земле,
Повсюду — счастья завязь на земле!
На всех лугах — бьют радости ключи,
У всех в руках — от всех богатств ключи!
...Случилось так, что витязь именитый —
Рамин — вступил в Гураб с веселой свитой.
Рафед, Шапур, знатнейшие вельможи,
Ему навстречу вышли в день погожий,
И на пиру в честь гостя полилось
Душистое вино из царских лоз.