Для скорби — обиталищем ты стало,
Для войск беды — ристалищем ты стало,
В тебе живут печаль, тоска, забота,
Что пред надеждой заперли ворота.
Ты отреклось в Гурабе от любви.
Ты, мертвое, сказало мне: «Живи!»
О нет, не ты, а я мертвецки пьян:
Без парусов пустился в океан.
«В другую, — мне твердило ты, — влюбись
И сердце оторви от милой Вис.
Не бойся: помогу тебе разлуку
Перенести, — я знаю ту науку.
Любимую покинь, стремясь к добру, —
Я для тебя другую изберу».
Так утешало ты меня, а ныне
Я в пламени горю, тону в пучине.
Ты говорило: «С нею ты порви».
Порвал, а не забыл своей любви!
Твердило: «Вверх взлетишь, уйдя от Вис», —
И вот меня безумье свергло вниз.
Нет, я напрасно внял твоим приказам,
Чтоб угнетал мою любовь твой разум!
Лишь твоего я жаждал одобренья,
Но я и ты, — достойны мы презренья.
Мечтал, — меня избавишь от страданий.
И что же? Оказался я в капкане!
Как птенчик глупый, ты нашло зерно,
Не зная, что в силки ведет оно.
Смотри, мою ты обмануло душу:
Лишь недруг ждал, что клятву я нарушу!
Зачем внимал твоим дурным советам?
Зачем покончил со своим обетом?
Невежда, по заслугам я наказан,
Я по заслугам цепью горя связан,
Познал я по заслугам стыд и срам:
Светильник сердца погасил я сам.
Познал я по заслугам гнев людской:
Я счастья ветвь сломал своей рукой.
Я — словно лань, попавшая в силок,
Я выброшен, как рыба, на песок.
Себе же яму вырыл я, невежда, —
Низвергнута в нее моя надежда.
Прощенье сердцу разве я найду
У той, чье сердце я поверг в беду?
Что мне солгать, измыслить, чтобы вновь
Разжечь ее остывшую любовь?
Будь проклят день, когда я страсть посеял,
Но по ветру я сам ее развеял!
Страсть победила, слабого, меня, —
С тех пор не знаю радостного дня.
То я скитаюсь по чужому краю,
То, обезумев от любви, сгораю.
Нет счастья для меня на этом свете, —
Для мук таких пусть не родятся дети!»
Так причитал Рамин, отстав от свиты,
Так плакал, прахом бедствия покрытый.
Подкравшись сзади, стал Рафед внимать
Словам, что изрекал несчастный зять.
Рамин-безумец тестя не заметил:
Кто полюбил, тот разумом не светел!
Но слышал все его слова Рафед.
Он подошел и произнес привет.
Спросил: «Зачем ты, светоч славных, стонешь,
Как будто ты кого-нибудь хоронишь.
Тебе какого дара не дал бог?
Иль ты от злобы дивов изнемог?
Ты разве не глава богатырей?
Ужель твой брат — не солнце всех царей?
Хотя еще не сел ты на престол,
Ты всех владык величьем превзошел.
Зачем же думаешь о всяком вздоре,
Зачем свой день оплакиваешь в горе?
Ты молод и могуч, как властелин.
Чего еще тебе желать, Рамин?
Ты на судьбу не жалуйся напрасно,
Чтобы она не стала впрямь несчастна.
Кто шелковой подушкой пренебрег,
На прахе пусть лежит среди дорог!»
Рамин промолвил горестное слово:
«Увы, здоровый не поймет больного!
Моим стенаньям внемлешь, как глухой,
Мою болезнь считая чепухой.
Какое счастье жить вблизи родных,
Какое горе быть вдали от них!
Сорви одежду — вздох услышишь ткани,
Отрежь лозу — услышишь боль страданий,
А я, живой, ужели меньше значу?
Из-за разлуки с близкими я плачу!
Тебе в Гурабе каждый — сын и родич,
Ты у себя, не по чужбине бродишь,
Всем по сердцу, ты всей стране знаком,
А я для всех остался чужаком.
Пусть чужеземец — господин, владелец,
А все-таки тоскует, как пришелец.
Не надо мне чужих, богатых стран,
Мне родина — как снадобье от ран.
Здесь много светлых радостей вокруг,
Но мне милей один старинный друг.
Хочу я долг исполнить человечий,
Поэтому хочу я с другом встречи!
Порой тебе завидую до боли:
Ты странствовал, охотился ли в поле,
В счастливый час приехал ты домой, —
Жена, и дети, и родня — с тобой.
Воистину чудесные мгновенья!
В одной цепи вы связаны как звенья.
Все бегают, смеясь, вокруг тебя,
Отца, супруга, родича любя.