Но сердцу своему скажу: «Доколе
Ты будешь ныть и мучиться от боли?
Всех приласкать стремишься, позабавить
И лишь меня, меня в огне расплавить!
То будто я в воде, а то в огне.
Тоскую днем, не спится ночью мне.
Не для меня — сады, опочивальни,
Ристалища не тешат дух печальный.
Я не могу по полю мчаться вскачь,
Я не могу играть с друзьями в мяч,
Я не могу сражаться ради славы,
Я не могу ценить пиры, забавы,
Я не могу собрать вельмож и знать,
Я не могу красавицам внимать.
Не песен, не сказаний древних строки, —
Я слышу день и ночь одни упреки.
В Кирмане, Хузистане, Кухистане,
В Табаристане, Рее, Хорасане, —
Я притчей во языцех стал везде,
Везде толкуют о моей беде.
Рассказы о моей злосчастной доле
Услышишь у реки, в широком поле.
В горах слагают обо мне стихи,
В степях заводят песню пастухи.
Мужчинам на базаре, женам — дома, —
Всем повесть о любви моей знакома.
Меня посеребрила седина,
Разлукою душа омрачена, —
Я разлучен с кумиром черноглазым,
Ушли мое терпенье, сон и разум.
Я пожелтел, как золотой динар,
Я ослабел, как будто стал я стар,
Пяти шагов не пробегу, а лук
Из обессиленных роняю рук.
Я думаю, садясь на скакуна,
Что надломилась у меня спина.
Иль стал мой стан железный — восковым,
А мой кулак гранитный — шерстяным?
Как я, мой конь в конюшне стал старее,
А был онагра быстрого быстрее.
Я с барсами не мчусь по следу дичи,
Я с соколами не ищу добычи,
Я с юными гребцами не борюсь,
Я бражников осилить не берусь.
Ровесники мои живут, не тужат,
То скачут на конях, то с негой дружат,
Милы одним красавицы в саду,
Другие склонны к ратному труду,
Одним нужны забавы и веселье,
Другим — домашний труд и земледелье.
А я? Я к жизни потерял охоту,
Удача никнет, погрузясь в дремоту.
Я — с застоявшейся водой колодец,
Плутающий по лесу полководец!
Нет у меня подушки, одеяла,
Мне грубая циновка ложем стала.
То я блуждаю с дивами в пустыне,
То в камышах лежу со львом в лощине.
Я в бренном мире был разлукой мучим,
И ждет меня бесчестье в мире лучшем.
Меч подняла разлука между мной
И радостью загробной и земной.
Другим — покой и свет, а мне — могила:
Отверг я все, что было сердцу мило.
Пленен любовью, я попал в тюрьму.
Чтоб вырваться, где силы я возьму?
О сердце, погаси свой пламень — или
От страсти я сгорю в твоем горниле!
Подумай о своем поступке глупом:
И ты умрешь, когда я стану трупом!
Ты хочешь стать, о сердце, горсткой пепла?
Ты от любви озлобилось, ослепло,
Полно тоски, невежества и яда, —
Такого сердца никому не надо!»
Так рассуждал Рамин, сей пленник горя,
И сердце он разбил, с ним жарко споря:
Как курица, в чье горло сталь вонзилась,
Оно в предсмертных судорогах билось.
Был для Рамина тяжек скорби груз,
И он покинул пир, как битву — трус.
Сошел Рамин с престола золотого
И сел на верного коня гнедого.
Он выехал из городских ворот, —
Ты скажешь, что пустился конь в полет!
А всадник, от высоких гор и скал,
По направленью к Мерву поскакал.
АЗИН ПРИБЫВАЕТ ПОСЛОМ ОТ ВИС К РАМИНУ
Прекрасен ветер, веющий с востока!
Он запах роз приносит издалека.
Хирхиз, Фансур и Самандар дарят
Зефир, в котором амбры аромат.
Люблю, восток, твое благоуханье,
Но если в нем — красавицы дыханье, —
Оно свежее запаха полей,
Приятней амбры, мускуса милей!
Не так душисты роза и нарцисс,
Как животворное дыханье Вис.
Рамин подумал: «Не зефир колышет
Цветы садов, а мир любимой дышит!
Подобен москательной ветерок,
Покинувший возлюбленной порог:
В нем — благовест любви неколебимой,
В нем — чистое дыхание любимой».
Он долго ехал по степи один,
Как вдруг явился перед ним Азин.
Рамин, посланца издали узнав,
К нему навстречу поскакал стремглав.
Сошел с коня посланец неустанный, —
Был этот конь — как слон Тохаристана!