Все страхи от меня бы улетели,
Не думал бы о стуже и метели!»
Так сетовал Рамин в полночный час,
А конь гнедой в снегу меж тем увяз.
Всю ночь дрожал гнедой от лютой стужи,
А всаднику еще под снегом хуже!
Рыдал Рамин, а боль была остра,
На теле — снег, а в сердце — камфара.
Всю ночь рыдали над Рамином тучи,
Кружился ветер ледяной и жгучий.
Доспехи, сапоги и плащ на теле
От стужи, как железо, затвердели.
А Вис всю ночь терзал недуг сокрытый,
Ногтями исцарапала ланиты:
«О, как мороз пронзил меня насквозь!
Иль светопреставленье началось?
О туча, ты рыдаешь над любимым, —
Стыдись, ты дышишь состраданьем мнимым!
Румянец ты в шафран одела колкий,
А ногти друга стали как иголки.
Рыдаешь, будто бы Рамина любишь,
Но ты его слезами только губишь!
О, не дожди хотя б один часок, —
И без того мой жребий так жесток!
О снежный вихрь, бушующий в ночи,
Хотя бы на мгновенье замолчи!
Иль ты в родстве с тем дуновеньем вешним,
Что, как Рамин, местам отраден здешним?
Зачем не пожалеешь ты Рамина?
Ты губишь цвет нарцисса и жасмина!
О, море, чьи сокрыты берега,
Ты все же для Рамина — как слуга!
Хоть жемчуга таит твоя пучина,
Не так ты щедро, как рука Рамина!
Увидев, что прекрасен ратный вождь,
Из зависти ты шлешь и снег и дождь.
Твое оружье — снег и дождь холодный,
Его оружье — меч и стяг походный.
Не сдашься — войско на тебя обрушит
И пылью от копыт тебя иссушит.
Он изменил мне, в край уехав дальний,
И я сейчас одна в опочивальне.
Сейчас моя постель — парча, атлас,
А он под снегом и дождем сейчас.
Как розовый цветник, он свеж и молод,
Но вреден розам снег и зимний холод.»
Так причитая, глянула в оконце, —
Ты скажешь: землю озарило солнце!
Опять гнедого кликнула коня:
«Иди сюда, гнедой, утешь меня!
Не мучайся: ты, как дитя, мне дорог.
Но почему, гнедой, ты не был зорок?
Зачем такого спутника избрал,
Товарищем распутника избрал?
Пришел бы не со спутником дурным, —
Моим ты стал бы гостем дорогим.
Теперь мороз тебя терзает люто,
Но для тебя нет у меня приюта,
Ступай к другой, и у нее ищи ты
И стойла, и питанья, и защиты.
Ступай и ты, Рамин, из Мерва прочь.
Ты боль свою сумеешь превозмочь.
Я так ждала, что твой увижу свет,
Я так ждала, что выполнишь обет!
Когда на пышном ложе спал ты сладко,
Заснуть мне не давала лихорадка.
Лежал, на горностаях развалясь,
А мне как бы достались дождь и грязь.
Ты кончил тем, чем начал ты сначала:
Моя беда твоей бедою стала.
Чувствительный к невзгодам бытия,
Ты все же не чувствительней, чем я.
Один лишь день была тебе нужна я,
Теперь живу, лишь страх и горе зная.
И ты, как я, надежды позабудь:
Я, их забыв, смогла легко вздохнуть!
Сперва измучат боль, тоска, надсада,
Но есть и в безнадежности отрада.
От безнадежности я так терзалась,
Что в море тонущей себе казалась.
А ныне я не мучаюсь в пучине,
От всех надежд избавилась я ныне.
Я счастлива, стезю добра избрав:
Светлей венца благочестивый нрав!
С подругой старой не познал ты счастья,
Ступай, ищи у новой сладострастья!
Хоть славятся старинные динары,
А новый привлекательней, чем старый.
Уйдя, мою любовь ты обезглавил, —
Зачем же к мертвой голову приставил?
Трава взошла бы на моей могиле, —
Ее твои поступки б осквернили!
Не знала я, страдая и греша,
Что от любви состарится душа!
Не жди моей любви: я с ней рассталась,
А снова молодой не станет старость...
На миг вернемся к твоему посланью.
Меня ты грязью обливал и бранью
И унижал, позоря и грубя,
А я себе желала лишь тебя!
Ты был моей душой, моей хвалою,
Но ты меня отверг с насмешкой злою.
У матери — я с ней сходна судьбой —
Единственная дочь была слепой.
Она, чье зренье умертвила мгла,
Бесхитростно супруга избрала...
Пусть согнута моя любовь, как лук, —
Стрелой каленой слово прянет вдруг, —
Рамина сердце служит ей мишенью, —
Так уходи, найди стезю к спасенью!