Мой прах развеял горький вихрь степной,
И ныне ливень бедствий надо мной.
Сильней гремят его громов раскаты, —
Еще сильнее боль моей утраты.
Как нищая, безрадостно кричу:
Я погасила радости свечу!
Кормилица, Рамина догони,
Скорее ненаглядного верни,
Поводья поверни коня гнедого,
Скажи: «Я всадника простить готова!
Приди: нет в мире страсти без обид,
Не будет счастлив тот, кто не скорбит,
Отчаянье живет с надеждой вместе,
И состоит любовь из ласк и мести.
Но месть твоя была в твоих делах,
А месть моя была в одних словах!
Но так всегда бывает в этой жизни:
Там, где любовь, — там спор и укоризны.
Ты сам с подругой часто был суров, —
Зачем же от моих бежишь ты слов?
Тебя обидели мои упреки,
Меня — твоя измена, друг жестокий!
Мои слова звучали б, несомненно,
Иначе, если б не твоя измена.
Ужели я могла молчать в ответ
На то, что ты нарушил свой обет?»
Ступай — и пусть вернется он с тобою,
Чтоб обратилась я к нему с мольбою.»
ПРИМИРЕНИЕ ВИС И РАМИНА
Кормилица приводит Рамина к Вис. Несмотря на долгие жалобные просьбы Вис, Рамин не соглашается простить ее. Вис отворачивается от него с гневом, теперь уже непритворным. Тогда наступает черед Рамина просить у нее прощения. Влюбленные мирятся. Снова они предаются тайком утехам любви под самым носом шаха Мубада, не подозревающего, что Рамин находится в Мерве.
РАМИН ПОЯВЛЯЕТСЯ ПЕРЕД ШАХОМ
Весь месяц длилась пылкая услада
Двух кипарисов радостного сада.
Хотя зима из Мерва не ушла,
Повеяло дыханием тепла.
Сказал Рамин, что был стройней самшита:
«Пора пред шахом мне предстать открыто,
Нельзя нам тайну долее скрывать,
Чтоб не разгневался Мубад опять».
Тогда уловки в ход пустил хитрец,
Тайком, в ночи, покинул он дворец,
Умчался, чтоб не видела охрана,
И повернул обратно утром рано,
И, словно долгим истомлен путем,
В ворота въехал на коне гнедом.
Покрытый пылью и дорожным прахом,
Он поспешил предстать пред шаханшахом.
Служители поведали владыке:
«В твою столицу прибыл солнцеликий,
Он украшает мир, как тополь строен,
Сквозь вихрь и снег примчался знатный воин,
В глухой степи встречал и ночь и день,
И вот — в пути истлел его ремень».
Вошел Рамин, — склонилась пред царем
Глава, сверкающая серебром.
Обрадовался шах в своем чертоге,
Спросил он о здоровье, о дороге.
Ответствовал Рамин: «О шах счастливый,
Самодержавный, славный, справедливый!
Дружи всегда с великою победой
И, кроме счастья, ничего не ведай.
Да будешь ты превыше всех времен,
А именем — превыше всех имен.
Да будешь сопричастен светлой доле,
Вкушая благо на своем престоле.
Сердца да станут Демавенда шире
От счастья, что ты правишь в этом мире!
Меня воспитывал ты с детских лет,
Твоей любовью ныне я согрет.
Ты дал мне власть, казну, богатство, славу,
Ты для меня — отец и шах по праву.
Могу ль себя считать я добрым сыном
И не грустить в разлуке с властелином?
Честь для меня — я большей не найду —
Служить привратником в твоем саду!
Какому прегрешенью я обязан,
Что я разлукою с тобой наказан?
В Гургане я возглавил смельчаков,
Его поля избавил от волков.
Я Кухистан освободил от скверны,
Теперь со львами там пасутся серны.
Пришел я в Шам, в страну армян, в Мосул,
Твоих врагов я сокрушил, согнул
И, царским ореолом осиянный,
Смотрю с презреньем на земные страны.
Все дал мне бог, но не дал одного:
Быть возле шаха и хвалить его!
С тех пор как я с тобою разлучен,
Мне кажется — грызет меня дракон.
Хоть много у творца щедрот несметных, —
Не исполняет он все думы смертных.
Я на царя хочу взирать, как раб, —
Поэтому покинул я Гураб,
Спешил быстрей, чем влага ключевая,
Охотой пропитанье добывая.
Как лев, я мчался и кормился дичью,
Чтоб приобщиться к царскому величью,
Чтоб на тебя взглянуть, о царь владык!
Моя душа сияет, как цветник,
А сердце превратилось в сто сердец
С тех пор, как я увидел твой дворец.